– Я лишь знаю, что вокруг трона слышны раскаты грома, – сказал я, перефразируя стихи Уайетта[11], и тут же снова вспомнил слова Филипа Коулсвина во время сожжения и содрогнулся. «Любой из нас теперь может подвергнуться тому же».

* * *

Рано утром на следующий день Тимоти оседлал Бытие, и я поехал по Чансери-лейн. Мой конь старел: его тело округлилось, а голова тощала. Снова был приятный июльский день, жаркий, но с прохладным ветерком, шумевшим в зеленой листве. Я миновал ворота Линкольнс-Инн и по краю дороги поехал на Флит-стрит, пропустив стадо овец, которых гнали на бойню в Шамблз.

Город уже проснулся, лавки были открыты, и в дверях стояли приказчики, расхваливая свои товары. В пыли толкались разносчики со своими подносами, мимо прошел крысолов в грубой шерстяной рубахе, сгибаясь под тяжестью двух клеток на коромысле, полных лоснящихся черных крыс. Женщина с корзиной на голове кричала: «Горячие пирожки!» Я увидел на стене лист бумаги с перечнем запрещенных книг, которые должны были быть сданы до девятого августа. Кто-то написал поперек списка: «Слово Божие есть слава Христова».

Когда я доехал до Стрэнда, путь стал спокойнее. Дорога, следуя за изгибом реки, сворачивала на юг, к Вестминстеру. Слева стояли большие трех- и четырехэтажные дома богачей с яркими разукрашенными фасадами и привратниками в ливреях у входа. Я прошел мимо большого каменного креста на Чаринг-кросс и свернул на Уайтхолл-роуд – широкую улицу, ведущую к Уайтхоллу. Впереди уже виднелось высокое здание дворца с башнями и укреплениями, на каждом шпиле которого красовались гербы Англии и Британии, сверкая позолотой на солнце, как сотни зеркал. Я даже зажмурился от их яркости.

Первоначально дворец Уайтхолл был резиденцией кардинала Уолси в Лондоне и назывался Йорк-плейс, а когда Уолси пал, его собственность досталась королю. В последние пятнадцать лет Генрих постепенно расширял дворец, и говорили, что он хотел сделать его самым роскошным и внушительным замком в Европе. Слева от широкой дороги стояли главные здания, а справа располагались помещения для развлечений, теннисные корты, где когда-то развлекался Его Величество, большая круглая арена для петушиных боев и охотничье угодье в Сент-Джеймс-парке. Через улицу мостом перекинулись спроектированные Гольбейном Большие ворота – гигантское четырехэтажное здание с двумя башнями, – которые связывали две части дворца. Как и сами стены замка, здание Больших ворот было выложено плиткой в черно-белую шашечку и украшено огромными терракотовыми медальонами с изображениями римских императоров. Проход внизу казался маленьким из-за размеров здания, но он был достаточно широк, чтобы в нем разъехались самые большие повозки.

Чуть не доходя гольбейновых ворот, сплошные дворцовые стены прерывались аркой, небольшой, но великолепной, которая вела к внутренним строениям дворца. Там стояла стража в бело-зеленых мундирах. Я встал в небольшую очередь, чтобы войти, и за мной пристроилась длинная повозка, запряженная четверней лошадей. На ней были сложены стойки лесов, несомненно, для новых покоев леди Мэри, которые строились у реки. Другая повозка, которую сейчас отмечали, была нагружена гусями для кухни, а передо мной стояли трое молодых людей на конях с богато украшенными седлами, которых сопровождали слуги. На молодых джентльменах были зеленые камзолы с буфами и разрезами у плеч, отчего была видна фиолетовая шелковая подкладка, на головах у них красовались шапки с павлиньими перьями, а через одно плечо на новый испанский манер были прихвачены лямкой небольшие накидки. Я услышал, как один из них сказал:

– Я не уверен, что Ризли вообще здесь сегодня, не говоря уже о том, прочел ли он петицию Мармадьюка.

– Но человек Мармадьюка внес нас в список, и это позволит нам войти в приемную. Мы можем поиграть в примеро[12], и лишь Бог знает, кто может пройти мимо, пока мы будем там.

Я понял, что эти молодые люди – потенциальные придворные, вероятно, мелкие дворяне, как-то отдаленно связанные с кем-то из людей сэра Томаса Ризли, одни из бесконечной череды просителей, которые заполняли двор в надежде, что им дадут какую-нибудь должность, какую-нибудь синекуру. Вероятно, на эти наряды они потратили свой полугодовой доход в надежде привлечь глаз или ухо кого-нибудь из значительных людей или даже слуг значительных людей. Мне вспомнилось обобщенное прозвище таких типов – «гроза придворных».

Подошла моя очередь. Стражник держал в руке список и маленьким стилусом отмечал имена. Я собирался назвать свое, когда из ниши в воротах появился молодой Уильям Сесил. Он коротко переговорил со стражником, и тот, сделав отметку на листке, махнул мне рукой, разрешая пройти. Въехав под арку, я услышал, как молодые люди спорят со стражником. Очевидно, их в списке все-таки не оказалось.

Проехав арку, я спешился около конюшен. Сесил поговорил с конюхом, и тот взял у меня поводья.

– Я провожу вас в помещение стражи, – деловым тоном сказал он. – Там вас ждет человек, который и отведет вас к королеве.

Сегодня на Уильяме был другой наряд юриста, а пришитый у него на груди значок изображал голову и плечи молодой женщины в короне – это был символ святой Екатерины, личный значок королевы.

Я согласно кивнул и оглядел вымощенный булыжником внешний двор. Как-то я уже был здесь во времена лорда Кромвеля. Справа шла стена крытой галереи, окружавшей королевский сад. Строения с трех прочих сторон поражали великолепием: все стены были или выложены в черно-белую шашечку, или расписаны фантастическими зверями и растениями на черном фоне, отчего выделялись еще больше на белых стенах. За королевским садом, к югу от него, я разглядел длинный ряд трехэтажных зданий, протянувшийся до самых Больших ворот – в этих домах, как я помнил, располагались личные апартаменты короля. Перед нами возвышался дом с причудливо украшенными колоннами. У его дверей с гербом Англии тоже стояла стража. Сзади виднелась высокая крыша часовни.

Во дворе толпились люди, в основном молодые мужчины. Некоторые были в дорогих одеждах, как те трое у ворот, в ярко разукрашенных камзолах с разрезами и рейтузах всевозможных цветов с преувеличенно большими гульфиками, другие – в темных робах высоких чиновников, с официальными золотыми цепями на шее, в сопровождении несущих документы клерков. Толкались слуги в королевских бело-зеленых ливреях с вышитыми буквами HR[13], в то время как между ними сновала прислуга с кухни или из конюшни в повседневной одежде. Мимо прошла какая-то молодая женщина в сопровождении служанок. На ней было модное платье с фижмами, а ее коническая юбка с вышитым узором в виде цветов расширялась внизу, но сужалась на невероятно тонкой талии. Один-два из кандидатов в придворные сняли перед ней шляпы, ловя ее внимание, но она даже не взглянула на них. Ее занимали свои мысли.