— Хороша, не правда ли? — Хоксли проводил хозяйку-прислугу долгим взглядом, улыбнулся мечтательно. — Увы, господа, местные обычаи строги. Эта крошка — вдова, а потому ей дозволено угощать чужих, хотя и с соблюдением всех норм приличия. Порядочная замужняя женщина, или, паче, того, молодая девица нас даже на порог не пустят.

— В самом деле? — усомнился Богдан, припоминая иные свои азиатские впечатления. — А паранджу тут не носят?

— Нет. К сожалению. Внешность большинства местных дам весьма далека от совершенства, а потому их законные мужья предпочитают обитать вдали от дома. Работают по найму на рудниках, добывают медь, серебро, рубины с сапфирами. Золотишко моют, если повезет.

— Рудники, насколько я знаю, в государственной собственности? — прищурился Суханов.

— О, да. В этом отношении сложилась целая традиция, еще с колониальных времен. Может, и правильно. При здешнем количестве бандитов на каждую милю только армия может уберечь добытые камушки, — понюхав свой стакан, Хоксли потянулся за бутылкой, но передумал. — Обратите внимание, господа, на вон того типа, который как раз идет к нам. Это ни больше, ни меньше, староста здешней общины. Отъявленный плут, но в целом, парень неплохой.

Богдан усмехнулся — никак не мог привыкнуть к американистой манере называть «парнями» всех лиц мужского пола, вне зависимости от возраста. Человек, приближающийся сейчас к охотникам, выглядел на все семьдесят, сед и морщинист, но слабым не казался. Ощущалась в нем жилистая упругость, какая достигается десятилетиями ежедневного физического труда на свежем воздухе, при умеренности в еде и питии.

— Бьен као, — поздоровался староста, не по-стариковски гибко поклонившись, затем перешел на второй государственный язык. — Я желаю господам приятного аппетита и приглашаю их после ужина принять участие в собрании.

— Вот те раз! — удивился Суханов. — У них тут, никак, местная партячейка?!

— Никакой политики, — успокоил Хоксли и вальяжно кивнул старосте. — Пусть собираются. В крайнем случае, я приду один, послушаю.

Староста поклонился вторично.

— И на какое-такое мероприятие вы нас подписали, господин охотник? — поинтересовался с ленцой Дмитрий Константинович, глядя «парню» вслед. — Не иначе, оргия с выпивкой?

— Вынужден разочаровать, но все будет очень скучно. Местные жители обожают непосредственную демократию, и все серьезные вопросы решают на собраниях мужчин. Кстати, староста, придя сюда лично, оказал нам большую честь, господа.

— Чего?! — вскинув брови, Суханов пару секунд глядел на собеседников, затем звучно хохотнул. — Ну, дела! Да меня министры регулярно на банкеты зазывают, такие люди, что… — ухватил, не договорив, изрядный кусок мяса и принялся яростно жевать.

Богдан веселья не поддержал — слишком хорошо знал, какой властью обладают родоначальники таких вот затерянных в глуши, живущих по своим законам селений. Местные аборигены, могут считать себя вполне современными, ездить ежемесячно в город и слушать радио, но попробуй, зацепи их всерьез! В каждой бамбуковой хижине, у каждого мужчины имеется, как минимум, дробовик, а чужаки, решившие нанести вред общине, исчезают, подчас, бесследно. Были такие случаи, были.

— Мне кажется, имеет смысл сходить, — сказал Богуславский почти равнодушно, выражая лишь собственное мнение. — Они могут нам эффективно помочь.

— Ладно, — махнул рукой Дмитрий Константинович. — Считай, уговорили! В конце, концов, если тебе оказывают честь, пусть даже в такой дыре…

«А он неглупый мужик, — сделал Богдан окончательный вывод. — Хоть с «новорусскими» замашками, но соображает! Может, мне реально подфартило с этим заказом?».

Посвященная непосредственной демократии и женской непосредственности

Собрание прошло, как и было обещано, наискучнейшим образом. Местный «актовый зал» представлял собой очередную бамбуковую хижину, душную и грязную, куда, набилось, помимо охотников, с десяток разновозрастных местных мужиков. Одеты были, как на подбор, в новехонькие джинсы, майки и кроссовки, напоминая таким единообразием солдат неведомого войска.

«Это у них, наверное, вместо смокингов, по особо торжественным случаям», — подумал Богдан и с трудом подавил улыбку. Слишком уж серьезное выражение лиц было у приглашающей стороны.

Отдадим должное старосте — словоблудий тот разводить не стал, сходу взял быка за рога:

— Наши мужчины храбры и хорошо умеют стрелять, но слишком бедны, чтобы купить себе хорошее оружие и выйти против тигра. Никогда раньше мы не решились бы сами выслеживать столь хитрого и коварного зверя, но сейчас наше терпение иссякло. Трое из сидящих здесь уже потеряли своих родственников и готовы к решительным действиям.

— Вы хотите убить тигра сами? — спросил Суханов невинно, приведя старосту в некоторое замешательство.

— Любой из нас был бы рад сделать это, — нашелся, наконец, семидесятилетний «парень», окинув соплеменников отеческим взглядом. — Но вы, как почетные гости, обладаете преимущественным правом развлечь себя охотой на столь великолепную дичь. Все что мы просим, так это разрешения помочь вам по мере наших возможностей…

«Ай да сукин сын, выкрутился! — Богдан даже зааплодировал мысленно старикашке. — Мы-то выходит, и не избавители, а просто скучающие гости, приглашенные на сафари. Глядишь, еще и денег потребуют. За то, что лишили гордых мужчин их законного и неотъемлемого права».

— Наши предки всегда устраивали облавы на людоедов с тем, чтобы зверь сам вышел к охотнику. Вы, господа, можете рассчитывать на всех, кого видите здесь, если возникнет такая необходимость.

«А излагает-то как красиво! Если согласимся — будем в долгу перед ними за помощь. Откажемся — все возможные будущие жертвы на нас и повиснут. Ну-ка Дмитрий Константиныч, дай наш ответ Чемберлену!». Богуславский глянул на клиента с некоторым даже любопытством — потягайся, мол, акула капитализма, с деревенской дипломатией. Тут тебе ни один телохранитель не поможет. Пару минут в хижине стояла тишина. Хоксли прекрасно просчитавший ситуацию, решил не высовываться и лишних обещаний не давать. Кира, та вообще на языковом барьере застопорилась, молчала как рыба-кефаль.

— Я благодарен вам за предложение, но принять его не могу, — произнес, наконец, Суханов, обведя сидящих тяжелым взглядом и уперев его в выцветшие узкие глазки старосты. — Кодекс чести мужчины в моей стране предписывает единоборство со зверем, если зверь достоин того. Мне приходилось убивать медведей и кабанов, но сейчас я узнал, что жители вашей деревни попали в беду — мой друг Стивен позвал меня на помощь. Мы не станем злоупотреблять вашим гостеприимством и намерены рисковать только своими жизнями, совершенно бескорыстно.

На этот раз Богдан не удержался, улыбка его вышла широкой и вполне победной. Сам Богуславский особым красноречием от природы не обладал, но вполне мог оценить чужие красивые финты. Есть, конечно, некоторый перебор — насчет «кодекса чести» того же. Весь расчет на возможную наивность старосты, который вряд ли бывал в России-матушке и наверняка не в курсе тамошних традиций.