Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас врать почему-то не хотелось, но и молчанием не отделаться — для Лай Мо этот вопрос, похоже, принципиален.
— Понимаешь, у нас в России на все это смотрят проще. Если женщина нравится мужчине, или наоборот…
— Я ведь не вдова, — сказала она, приблизившись вплотную, опустилась одним движением на циновку. — Мой первый мужчина не был моим мужем. Просто парень, из наших. Потом он погиб, завалило на каком-то руднике, а я уже носила в себе его ребенка…
— Да уж, тяжко тебе пришлось, — посочувствовал Богдан, знающий патриархальные нравы. — Били?
— Нет. Тот парень был внуком старосты, любимым внуком. Мужчины собрались и решили считать меня вдовой, со всем причитающимся уважением. А ребенок все же умер. Родился мертвым. Говорят, что так всегда бывает с детьми, зачатыми без брака.
— Ага, — усмехнулся Богдан. — У нас бы в России тогда национальная катастрофа случилась. Нулевой прирост населения. И вообще…
Новый звук прорезал тишину ночи, оборвав Богданову фразу и вытолкнув в кровь мощную порцию адреналина. Длинная, на весь «рожок» автоматная очередь простучала в джунглях и смолкла. «Калашников», не далее километра! Богуславский присел на корточки у дверного проема (не высовываясь), долго вглядывался в лесную тишь, слушал суматошные вопли обезьян и птиц. Ждал. «Гостевая» хижина отсюда видна отлично, лестница втянута, никакого вокруг шевеления.
— Это был плохой человек, чужой, — прошептала Лай Мо, оказавшись, незнамо как, совсем рядом. — Все местные знают про тигра, и никто не пошел бы ночью в джунгли.
Богуславский попытался приобнять ее, не глядя, но «вдова» вывернулась, потянула за собой. Зашелестела ткань, опадая с тела на шершавый циновочный пол.
— Иди ко мне.
Богдан обернулся. И взглянул. Было на что посмотреть: Юго-Восток всегда славился изяществом своих женщин. Хрупкость почти фарфоровая, законченность линий, сексуальность, воспринимаемая на уровне подсознания. А навыки? «Кама-Сутра» — это не отсюда, гораздо западней, но все же… Азия-с. А массаж таиландский пресловутый? Тоже не отсюда, но почти. В генах, в традициях, в культуре заложено и освящено прошедшими веками, бесчисленными поколениями жен и любовниц.
— Иди ко мне.
— Иду.
Дальше словам не осталось места. Пламя, бешеный напор и последний яростный всплеск. Покой. И опять пламя — неспешное, раздуваемое, будто уголек умелыми женскими губами.
— Почему ты смеешься?
— Мне хорошо. А еще представил, как далеко нас было слышно. Соплеменники твои теперь до утра не уснут.
— Мне можно. Чего еще ждать от молодой вдовы!
«А может, и правда, никакой в тебе корысти, никаких «вырождений рода»? Просто есть мужчина и женщина, вполне симпатичные друг другу. Взаимное притяжение, экзотический каприз — для обеих сторон экзотический. Зачем все усложнять?!».
Мысли ласкали самолюбие, но собрать их воедино никак не удавалось — попробуй тут, сосредоточься, когда… когда… О-о! Ну, держись!
За распахнутой дверью хижины оглушительно стрекотали цикады.
В которой тайн становится все больше.
Автомат системы Калашникова, образца 1947 года (он же АК-47) — довольно мощное оружие. Во многих отношениях. Даже в плане механической прочности корпуса и всех составных частей. Железо — оно и в Африке железо, и в Азии тоже. Дерево — материал куда более хрупкий, а потому кой-какие следы на автомате остались, впечатавшись в древесину цевья и приклада. Пара глубоких вмятин, трещина длинная. И все. Малая плата за пребывание в тигриных зубах. Самому владельцу данного конкретного оружия повезло куда меньше.
— Он, наверное, палец на спуске держал, боялся.
— А стрелял в кого?
— Ни в кого. Мышцы судорогой свело, когда тот ему на спину прыгнул. Вся очередь — в белый свет как в копеечку.
— Куда?
— Никуда. Выражение такое русское, идиоматическое!
Разговаривать Богдану не хотелось. Вид мертвых тел всегда был для него (как для любого нормального человека) сильнейшим депрессантом, отбивающим аппетит и портящим настроение. Даже если принадлежало это тело не другу, не знакомому и вообще не понять кому. Попробуй сейчас разберись! Нога в ботинке, голова — лицо азиатское, узкоглазое, искаженное гримасой. Часть туловища с торчащими белыми ребрами и обрывками зеленой ткани — определенно китель полувоенный, полевого покроя, в каких добрая половина страны ходит по горам и лесам. «Полу», потому что без погон и нашивок, определяющих принадлежность к армии. Мирный житель? Ну да, разумеется — с автоматом на боевом взводе, в ночных джунглях! В пятистах метрах от деревни, где как раз заночевали богатенькие иностранцы!
— Может, карманы проверить? — сделал Богдан шаг вперед и остановился, приторможенный жестом Хоксли.
— Не стоит, право, приближаться к останкам ближе, чем на пять метров, у тигра очень хорошее обоняние. Мы и так достаточно тут наследили, господа.
— Он, что, может еще вернуться? К ЭТОМУ?
— Наверняка, мистер Бокуславски, — в англоязычном произношении фамилия Богдана прозвучала смешно. — Тигр, знаете ли, большой лентяй, он никогда не станет искать себе новую добычу, если где-то осталась часть прежней. Хотя бы немного, — повернувшись к крестьянину-следопыту, приведшему их сюда, Хоксли произнес несколько фраз на языке сайбо, обводя красноречивым жестом окрестные деревья.
— Ну вот, теперь мы можем возвращаться. К вечеру местные парни смастерят для нас махан, а сегодняшняя ночь станет для убийцы последней.
Богдан пожал плечами, взглянул еще раз вокруг, пытаясь представить, как все это выглядит в темноте. Не очень приятная рисовалась картина, даже сейчас. Деревца в три обхвата, кустарник (вот где змейки-то), лианы, полумрак. Вверху, среди веток вопят вездесущие обезьяны, а внизу, рядом с россыпью неведомых ярких грибов, лежат полусъеденные людские останки. Мрачно, господа.
— А собак нельзя сюда? — припомнил Богуславский все ему известное об охоте на крупного зверя. — Пройти по следу, отыскать логово…
— Что вы, мистер Бокуславски! — в улыбке Хоксли отразилось вежливое презрение профи к дилетанту-«чайнику». — Ни одна местная собака не пойдет за тигром, они боятся даже запаха. А видимых следов он почти не оставляет из-за своей мягкой поступи.
Запах действительно ощущался — все тот же, кисловатый, звериный. Правда или нет, что от людоедов воняет как-то по особому? Обмен веществ у них, мол, другой. Враки, скорее всего — не так уж «венец природы» отличается своим биологическим составом от прочей живности, чтобы желудок хищника это воспринимал. Мясо — оно и в Африке мясо. И в Азии тоже. Цинично, но факт.
* * *
Дмитрий Константинович занят был делом исключительной важности — брился. Без кипятка, помазка и мыльной пены, обычным станком. Говоря по чести, брить там особо и нечего — так себе, бородку «столыпинскую» подравнять, дабы на щеки не лезла, да усам придать форму и упругость. Пять минут работы, при наличии соответствующих навыков, зеркала и хорошего инструмента.