Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за простыни в закуток заглянул длинноволосый Леша Захаров.
— Можно к вам? — робко спросил он.
— Заходи, — сказал Андрей.
Паренек осторожно приблизился к раскладушке:
— Скажите, а каково это, управлять пламенем? У него есть голос? У той, которая ответила на мой зов, есть. Тонкий такой, мелодичный, словно маленький колокольчик.
— Голос? — переспросил Ковальский. — Да нет, не слышал я никакого голоса. Просто огонь возникает, когда я хочу, и делает, что я хочу. Вот и все. А ты, получается, слышишь голоса? И что же тебе тот маленький комочек света говорил?
— Это она, — поправил его Леша. — Я почему-то воспринимаю ее как девочку. И слов у нее нет, просто мелодия. Она звонкая и приятная, ее хорошо слышно. Я могу чувствовать еще кого-то, причем не одного, но они не вызывают такой приязни и звучат глуше. Как шепот. А еще мне кажется, что этот голос и раньше звучал, просто я его почти не воспринимал. Что-то такое было в снах, но их потом почти не удавалось вспомнить.
— И давно с тобой такое? — спросил Клюев.
Парнишка что-то ответил, но Андрей ничего не понял. Словно русская речь вдруг стала чужой и превратилась в бессмысленный набор звуков. Это начался очередной приступ.
Андрей закрыл глаза и не заметил, как уснул. А проснулся лишь среди ночи от чьего-то громкого храпа. За ширмой кто-то бродил со свечой в руке. Ковальский встал с кровати и выглянул из-за свисавшей с веревки простыни. Это был Бронштейн. Он ходил между спящими людьми и раскладывал на табуретках какие-то лекарства. Увидев Андрея, египтолог подошел к нему. Выглядел он неважно — кожа на лице натянулась, глаза ввалились, а в мешки под ними можно бы было складывать чай, как в пакетики.
— Вид у вас не товарный, Лев Николаевич, — сказал Андрей.
— Так постоянно же на ногах, — Бронштейн утомленно опустился на табуретку. — В моем возрасте подобные подвиги нежелательны. Но куда ж деваться-то? За пациентами присмотри, травок на всех завари… А тут еще белый медведь у меня на пасеке ульи ломает… Я Надю Шаповалову попросил посмотреть, что можно сделать, хотя не то у нее ружье для такой зверюги.
— А Надя, что, жива?! — поразился Андрей.
— Жива, — кивнул египтолог. — Считай, всю деревню спасла. Да, последствия заклятия у тебя еще сказываются. Ты уже об этом спрашивал, и тебе все подробно рассказали.
— Не помню… — пробормотал Ковальский и сел на раскладушку. — И как же ей удалось уцелеть в этом взрыве?
— А она подожгла запал и выбралась из хранилища по кабелю, как по канатной дороге. Пока пошедшие на фитиль тряпки горели, метров сорок успела проехать по этому своему мосту импровизированному. Альпинистка со стажем, как выяснилось. Да и вообще заядлая туристка, облазила всю Сибирь и даже в Гималаях побывала. А я, признаться, раньше считал, будто такие дикие виды отдыха лишь пустая трата времени. И не будет от них ничего, кроме свернутых шей да переломов. Ошибся, видать. Повезло нам с ней… — Он вздохнул и добавил: — А пасеку жалко.
Пасека Бронштейна находилась на лугу за деревней, и в нее было вложено немало трудов самого египтолога и его сыновей. А жена от Бронштейна ушла еще в то время, когда была молода и красива, бросив собственных детей.
— Лев Николаевич, я все хотел спросить: а ваши-то все где? — прервал затянувшееся молчание Андрей. — Вроде уже неделю никого из них не видел.
— В турпоездку все вместе отправились, во Францию, — египтолог вновь тяжело вздохнул. — Даже подумать боюсь, как они там теперь. Да еще и с детьми… — Он хлопнул себя руками по коленям: — Ладно, не будем о грустном! Пока тел нет, надежда есть. Давай-ка пару опытов проведем, а? Мне давно хочется, но руки все как-то не доходили.
— Конечно-конечно! — с готовностью закивал Андрей, хватаясь за возможность уйти от печальной темы. До его родителей было, конечно, ближе, чем до Франции, но как теперь добраться до Москвы? И остались ли отец с матерью там? — Какая от меня требуется помощь?
— Одевайся, и выйдем во двор, — сказал старик, встав с табуретки. — Здесь, пожалуй, не лучшее место для экспериментов с магией.
— Да уж, если разбудим эту Захарову, то проснутся в деревне все, — усмехнулся Ковальский и начал доставать из-под раскладушки сложенную на полу одежду.
— На таких, как она, вся надежда, Андрей. Она же явная целительница, с такой-то регенерацией! А у нас десяток раненых, которых в этом мире непонятно какое чудо держит. Я ее вечером попросил рядом с каждым из них посидеть. Захарова — это их последний шанс. Да еще и с учетом того, что лекарства превратились в какую-то дрянь.
— А почему так случилось? И с лекарствами, и с бензином, и с прочим?
— Алхимия, полагаю, — развел руками старик, будто говоря о чем-то таком, что само собой разумеется. — Великая цепь элементов, она всему виной.
— А при чем тут алхимия? — удивился автомеханик.
— Магия есть не только в людях, ну и прочих живых и неживых существах, — начал египтолог. — Она содержится во всем. Во всем, понимаешь? Но раньше ее было мало. И вещества имели одни свойства. А сейчас энергия наполнила наш мир. Весь. Целиком. До мельчайших песчинок. И в изменившихся условиях материалы стали обладать совсем другими характеристиками. Нам еще повезло, что разнообразная синтетика просто разлагается. А взрывается, лишь если смешать ее с бензином. А представь мгновенную детонацию всех, всех без исключения искусственных волокон?
— Людей бы не осталось, — поежился Андрей. — Подождите… То есть топливо будет гореть в двигателе? Ну, если смешать его с тем, во что превратился пластик или, скажем, таблетки?
— Взрываться оно будет, — поправил его Лев Николаевич. — Наденька Шаповалова щелкала зажигалкой, та не загоралась, и Надя с досады швырнула ее в кучу мусора, вызвав небольшой взрыв. И девчонка сразу все сообразила! Как настоящий ученый! И быстро воспользовалась этим открытием, уничтожив половину чужаков. Но запустить машины мы все равно не сможем. Сила детонации теперь не такая. Да и моторы нужны другие. Может быть, придется придумывать для них специальные материалы. Старые вряд ли будут пригодными в изменившемся мире.
За разговором они вышли из дома, пройдя мимо изъязвленных временем статуй. Ощущение чужого взгляда мелькнуло и пропало — духов не интересовали эти двое смертных. Бронштейн и Андрей спустились с крыльца и остановились.
Старый египтолог извлек из кармана тонкую свечку:
— Вот, зажги ее.
Андрей «включил» свое пламя.
— Так, хорошо… Теперь погаси. Нет! Не дуй на него! Просто вели пламени исчезнуть.
Минут пять Андрей напрягался, но добился лишь того, что захотел в туалет. Вернувшись, он продолжил опыт, руководствуясь подсказками Бронштейна. И наконец свечка погасла от огня, возникшего на руках Ковальского. А еще он мог не бояться ожогов.
— Как я и думал! — восторженно произнес Лев Николаевич.