— Немножко, — призналась Харриет.

На самом деле она чувствовала себя совершенно измученной, но не хотела в этом признаваться, опасаясь, что Лео тут же уйдет.

Однако уходить Лео явно не собирался. Он ввел ее в гостиную, плотно прикрыл за собой дверь, усадил Харриет на диван и улыбнулся, заметив в ее взгляде тревогу.

— Роза, я хочу только поговорить, — заверил он. — Не отрицаю, больше всего на свете мне бы хотелось заняться с тобой любовью. Но этот дом принадлежит бабушке, а мы с тобой и так доставили ей немало горя.

— О чем же ты хочешь поговорить? — немного успокоившись, спросила Харриет.

Несколько секунд, держа ее за руку, Лео пристально смотрел ей в глаза.

— Мне показалось, ты хочешь знать, почему столько лет спустя София все еще пылает к тебе злобой.

— Очевидно, потому, что ты избил ее брата.

— Да, и поэтому тоже, — криво усмехнулся он. — Но она винит тебя не только в этом.

Харриет затрясла головой — ее вдруг охватил страх:

— Лео, пожалуйста, давай не будем копаться в прошлом!

— Неужели тебе не любопытно узнать, почему София так тебя ненавидит?

— Я и так знаю, — собрав всю свою решимость, прямо ответила Харриет. — Ты ей небезразличен. И, не знаю уж почему, она воображает, что ты с ума сходишь по мне.

Глаза его вспыхнули опасным темным огнем.

— Верно. И знаешь что, маленькая Роза? Она права.

Харриет замерла, словно зачарованная его глубоким темным взглядом, и едва не рухнула от облегчения, когда Лео наконец прервал молчание:

— Ты прекрасно знаешь, Роза, что теперь, повзрослев, ты стала для меня желанной. Но…

— Но взбалмошная семнадцатилетняя девчонка тебя не интересовала, — закончила за него Харриет.

Лео пожал плечами.

— София считала иначе. Когда Луиза разорвала помолвку, София предложила мне взамен себя. И сообщила по секрету, что только рада тому, как я отделал Гвидо, — прежде всего потому, что это так разозлило Луизу. Оказалось, она всегда считала, что я тайно в нее влюблен. Когда я объяснил — мягко и деликатно, как только мог, — что она ошибается, она закатила скандал и обвинила меня в намерении соблазнить тебя и заполучить деньги Мостинов. Разубедить ее я не смог. Вскоре она вышла замуж за Марко Росси, и с тех пор мы встречаемся только на официальных мероприятиях вроде сегодняшнего.

Харриет глубоко вздохнула.

— Что ж, повезло, что она всего-навсего вылила на меня вино!

Лео сурово сжал зубы.

— Я не предполагал, что она способна на такую выходку. Это Нонна настояла на том, чтобы пригласить Луизу и чету Росси, — хотела показать всему миру, что от старой вражды и следа не осталось.

— Какое счастье, что Луизы не было! — с чувством заметила Харриет, но Лео покачал головой:

— Луиза совсем не такая, она никогда не станет устраивать сцены на публике. Она отговорилась болезнью, но на самом деле просто не хотела с тобой встречаться.

«И слава богу», — подумала Харриет.

— Что ж, спасибо, что объяснил. Надеюсь, ты меня извинишь, если я скажу, что устала и хочу спать?

— Конечно, — проговорил Лео, поднимаясь, и, протянув руку Харриет, помог ей встать. — Странно, прежде мне казалось, что ты выше.

Он не ошибся: Роза была не только крупнее, но и немного выше Харриет.

— Ты давно меня не видел, — небрежно ответила она — и осеклась, встретившись с ним взглядом.

— Слишком давно, — мягко ответил он. — Но теперь мы снова вместе, и я хочу еще раз извиниться за то, что не позволял тебе увидеться с Нонной.

— Это не только твоя вина, — ответила она, вспомнив, как сокрушалась Роза о своей глупости и упрямстве. — Я должна была всего лишь попросить прощения — но время шло, и с каждым днем мне все труднее казалось признать свою ошибку. Поначалу мама пыталась помирить меня с родными, но отец стоял на моей стороне и винил во всем вас.

— Должно быть, считал, что Фортинари не уберегли его дочь от беды, — помрачнев, заметил Лео.

— Не так-то легко уберечь безрассудного подростка, — заметила Харриет, тщетно гадая, что же за «беда» приключилась с Розой девять лет назад.

— Когда я увидел тебя с Гвидо, то пришел в ярость. Как он посмел так обращаться с моей родственницей! Ему еще повезло, что я его не убил!

Харриет невольно сделала шаг назад.

— Лео, пожалуйста, давай обо всем этом забудем!

Лео молча взглянул на нее… Миг — и она уже таяла в его объятиях; еще миг — и губы его прильнули к ее губам. Если бы Лео применил силу, Харриет могла бы воспротивиться, но жаркий, томительно-медленный поцелуй лишил ее и сил, и воли.

Ощутив напор его желания, Харриет вздрогнула. Лео подхватил ее на руки и, опустившись на диван, усадил к себе на колени.

— Чувствуешь, как я тебя хочу? — хрипло прошептал он и, потянув вниз платье, уткнулся лицом в ее обнаженную грудь.

Харриет дрожала всем телом; сердце ее отчаянно билось. Соски набухли и затвердели от первого же прикосновения его умелых пальцев и губ. Таких ощущений она никогда… о боже!.. да что там, она и не подозревала, что такое бывает!

Лео поднял голову, со странной неуверенностью вглядываясь в ее лицо.

— Роза!

Желание Харриет вмиг растаяло, как сон. Она оттолкнула Лео и встала, торопливо поправляя платье. Как можно было так забыться? Вообразить, что он хочет ее, Харриет Фостер, а не Розу Мостин?!

Жарко краснея и стараясь не встречаться с ним взглядом, она хотела повернуться и поспешить прочь, но Лео удержал ее, мягко взяв рукой за подбородок и вглядевшись ей в лицо.

— Это наказание? Возмездие за то, что девять лет назад я остался к тебе равнодушен?

— Нет, — сухо ответила она, набравшись мужества взглянуть ему в глаза. — Просто во мне заговорила здравомыслящая англичанка.

Несколько секунд прошло в напряженном молчании — Лео явно пытался справиться с собой.

— Как же ты изменилась, — проговорил он. — Прежняя Роза знать не знала, что такое здравый смысл.

— Подросткам вообще не свойственно здравомыслие.

— Тоже верно. — Лео бросил на нее загадочный взгляд. — Итак, я должен поцеловать тебе руку, пожелать спокойной ночи и удалиться. Этого ты хочешь, Роза?

— Ты говорил, что не станешь соблазнять меня в доме тво… нашей бабушки, — напомнила она.

— Что же, если я приглашу тебя к себе, ты станешь сговорчивее? — поинтересовался он.

— Ни за что! — выпалила Харриет, а затем — едва ли не впервые за много часов балансировки на грани правды и лжи — откровенно соврала: — Я люблю другого!