Подготовка к боевым операциям отдельных группировок советских войск не являлась для «духов» секретом: работа с техникой, вооружением, перемещение гусеничных, колесных машин красноречиво обо всем говорило. Границы базового городка нашей дивизии постоянно окружали толпы афганцев, наблюдавших, как веселые «шурави» обустраивали лагерь. Шустрые «бачата» предлагали сигареты, насвай, жвачку — постоянно что-то меняли, наши тайком несли на обмен сухие пайки, обмундирование, обувь. В базарных рядах наши военнослужащие буквально хватали косметику, платки, бижутерию, батники, джинсы — выбор был настолько разнообразный, глаза разбегались. Натуральный обмен товарами жестко преследовался особым отделом дивизии, партполитаппаратом соединения. Тревожное затишье, невладение обстановкой раздражало войска, но нам, разведчикам, скучать не приходилось: ночная разведка, дневные занятия оставляли немного времени на отдых.

А в Кабуле стояла настоящая зима — с морозом, снегом и очень холодными ночами. Получение белых маскхалатов и лыж для выдвижения в район поиска и ведения разведывательных действий мы расценили как подарок. Стало гораздо удобней передвигаться по каменистой местности с высоким снежным покровом. Маскировка обеспечивала скрытое выдвижение в районы нашего внимания. Начальник разведки дивизии майор Скрынников Михаил Федорович, а по-нашему — дядя Миша, требовал от нас, командиров разведгрупп, данные о противнике за хребтом Паймунар, а также о состоянии обстановки в полосе восточней аэродрома Кабул 8–10 километров, где вдоль горной гряды Хингиль раскинулась широченная кишлачная зона. Мы работали над задачей из ночи — в ночь, трудились, но ничего существенного не было, зацепиться за «духов» никак не могли.

По периметру базового лагеря нашей дивизии и с элементами Кабульского аэропорта было выставлено боевое охранение, прикрывавшее нас от душманских атак, нападений. Прикрытие аэродрома с восточного направления обеспечивало боевое охранение в составе парашютно-десантного взвода под командованием старшего лейтенанта по имени Александр. Каждый раз, следуя через его охранение в душманское логово, я уводил группу в черно-белую мглу: белый снег, черные горы. Рядом с охранением находилось кладбище и мраморный карьер, из которого личный состав базового лагеря забирал каменную крошку для оборудования подъездных путей. Недавно в карьере случилась трагедия, унесшая жизни целого отделения солдат, прибывших без оружия за щебенкой и крошкой. «Духи» всех уничтожили, надругавшись над телами убитых бойцов. После этого случая я дал себе слово быть адекватным к врагу и держал его в течение четырех лет выполнения воинского долга. И меня не мучают ночные кошмары от уничтоженных мною нелюдей в человечьем обличье.

К боевому охранению я выводил группу скрытно, но так, чтобы в нужное время оказаться в поле зрения его наблюдателей. Могло всякое быть, к примеру, наблюдатель Мажмунов, может вначале полоснуть из пулемета, а после этого запросить пароль. Такое бывало не раз. Мажмунов — таджик по национальности, хороший, в общем-то, парень, но за неряшливый вид командир частенько «пристегивал» его к пулемету для наблюдения в тыл. По линии боевого охранения постоянно сновали местные жители, «бачата», в надежде на взаимный с нами обмен, они частенько собирались кучками смотреть на «шурави». Через Мажмунова можно было пообщаться с ними, напомнить им, что нельзя пересекать запретную зону, где несут службу русские солдаты.

Наш таджик был исполнительным солдатом, но, призванный из высокогорного аула Таджикской ССР, он иногда путал не только команды, но и действия. Однажды к нему «под раздачу» попали и мы. Я, как всегда, вывел группу к боевому охранению, чтобы с его командиром уточнить взаимодействие по ночной работе. Вдруг слышу лязг затвора и дикий окрик:

— Дрищ! (Стой)

Упали на снег — не дышим. Вступаю в разговор, пытаясь ему объяснить солдату:

— Мы разведчики, нужно поговорить с командиром.

Ни в какую — хоть убей.

— Командир отдыхает, будить не велел.

— Ладно, — говорю отличнику Советской армии, — мы встаем и уходим.

Думаю, уйдем с линии огня, а там разберемся. Только попытался встать — длинная, во всю мою жизнь, очередь из пулемета прижала к земле. На выстрелы прибежал Александр, командир охранения, пинком откинув бойца от пулемета.

— Живые? Никого не задело?

— Да, живые, но резкость потренировали, черт бы его взял, сорбоса.

Опорный пункт охранения, прикрывший аэропорт со стороны горного массива с восточной стороны, представлял систему траншей, ходов сообщения, перекрытых щелей, НП командира, окопов для стрельбы из стрелкового оружия, аппарелей трех БМД — основных и запасных. Система огня опорного пункта взвода была выстроена таким образом, что обеспечивала круговую оборону подразделения в случае нападения на него противника. Такую скромную тактическую единицу, как парашютно-десантный взвод, можно было назвать заставой, боевым охранением, но в любом случае оно находилось на передовом рубеже выполнения боевой задачи. Дальше был только противник — жестокий, коварный, и десантники чувствовали его незримое присутствие неуловимой атмосферой опасности.

Один из наблюдателей, расположившись на башне боевой машины, изучал местность, фиксируя обстановку по времени, данные заносил в специальный журнал. Другой наблюдатель, с ручным пулеметом, контролировал тыл опорного пункта и подходы к нему от находившегося рядом кладбища. Перед фронтом опорного пункта раскинулась долина, которую с обеих сторон, словно клешнями, охватывали два довольно высоких хребта, встречавшихся километрах в четырех далее охранения, образуя узкий проход — дефиле. Правая гряда отличалась черной громадной вершиной, которая своим основанием словно бы села на хребет, господствуя при этом над всей заснеженной местностью.

Темный цвет горушки притягивал взгляд. Она не нравилась мне, раздражала и командира поста — Александр говорил мне не раз, что с ее вершины ведут наблюдение «духи». Беспокойство взводного можно понять: застава как на ладони, а четыре километра до горной гряды с отдельной вершиной — хорошее расстояние, чтобы не попасть под обстрел, но быть под наблюдением «духов». Темную вершину я отнес к ориентиру, присвоив ей мрачное имя — Черная гора. Надо сказать, что оно прилепилось к ней на все время пребывания советских войск в Афганистане.

Обменявшись паролем, мы зашли в расположение зарывшегося в землю и камни парашютно-десантного взвода. Ребята устроились крепко: тепло и уютно от пылающей жаром печи, они еще спали перед выходом на ночь, но скоро подъем. Десантники заступят на боевое дежурство и будут до утра всматриваться в темную холодную ночь, ловить звуки, свет фонарей, костров, возможно, дыханье крадущихся «духов».

Запах керосина, тепло от печки расслабили разведчиков. Вытянув ноги вперед, они присели у стенки чуть отдохнуть. Скоро их склонит ко сну, а мы с командиром охранения порешаем ряд взаимных вопросов.

— Привет, Саш, — жму руку старшему лейтенанту, вышедшему встретить разведку.

— Привет, Валерик. Что нового на большой земле?

— Все забытое старое, — в тон отвечаю ему. — Сам-то как?