Боевой расчет выстроил следующим образом: в башнях боевых машин находились наводчики-операторы, рядом в оборудованных камнями ячейках расположил командиров отделений, которые также уверенно стреляли из вооружения БМД-1. Остальных разведчиков разместил с учетом круговой обороны на сокращенных расстояниях друг от друга. Понимая, что в случае огневого столкновения нам не устоять против танковых орудий. Для каждой боевой машины определил несколько запасных позиций, чтобы после двух-трех выстрелов менять ее положение на местности. Прикинул на карте несколько маршрутов отхода.

Грандиозная панорама огромного города, раскиданного в огромной долине, впечатлила разнообразием красок. Наступившая без привычных для нас сумерек ночь быстро поглотила столицу Афганистана. В прицеле боевой машины в ночном режиме хорошо просматривались улицы, районы восточного мегаполиса. Волнение было большим не только у нас, чувствовалось это и по радиообмену: в эфир часто выходил начальник разведки майор Скрынников, запрашивал у меня обстановку. Я докладывал, что все нормально, движение противника не отмечается. Ощущение волнения, нервозности достигло предела, когда наводчик-оператор Мандрыко доложил:

— Товарищ лейтенант, наблюдаю движение колонн на окраине города.

Прильнув к прицелу, я увидел движение боевой техники с включенными фарами от аэродрома, где расположились части дивизии после приземления, в сторону города. Недоумение было полным: не зная общей задачи соединения, я не мог предположить, что в Кабул на боевой технике входит 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.

— Товарищ лейтенант, смотрите — стреляют. Действительно, над городскими кварталами, куда втягивались колонны боевых машин, полетели трассера. Вначале это были отдельные очереди из пулеметов, потом их интенсивность возросла. Минут через десять ухнули первые выстрелы орудий, которые вскоре превратились в артиллерийскую канонаду. Над Кабулом замерцал огневой шквал трассирующих очередей пулеметов, гул орудий. Картина привела в ступор личный состав моего взвода, наступило откровенное недоумение от видимой нами картины событий.

Такой ход событий вряд ли кто мог предположить: над Кабулом огненный шквал. В прицел я изучил местность — пока в порядке, тишина. Выскочив из БМД, обошел разведчиков, уточнил задачи, пробежался глазами по горизонту — ничего. Оставалось наблюдать фейерверк над Кабулом. Панорама поражала строчками очередей и выстрелов орудий. Что там происходило — трудно представить, но море трассирующих пуль, летящих в разные стороны, создавали картину тяжелого боя. В какой-то момент я увидел, что в одном из районов города строчки трассеров пошли навстречу друг другу. Вначале не понял развития ситуации, потом осенило: идет взаимная перестрелка, причем очень сильная. С одной и другой стороны навстречу друг другу исходила стрельба, которая минут через двадцать уменьшилась и вскоре затихла. Позднее стало известно: в огневое столкновение вступили два наших парашютно-десантных полка, которые, не разобравшись в городской обстановке, вступили друг с другом в огневой контакт. К счастью, обошлось без жертв.

До полуночи шла сильная перестрелка, которая то уменьшалась, то набирала обороты. Затем общая ситуация огневого воздействия пошла на убыль, гул орудий вообще прекратился. Над Кабулом летали отдельные очереди трассирующих пуль, вскоре и они исчезли в наступившей тишине. У нас на позиции было еще тише — обстановка без изменений. Я дал команду разведчикам перекусить сухим пайком.

— Товарищ лейтенант, давайте с нами, — позвал, подошедший Сафаров.

— Добро, Сергей, иду, перехватить надо, кто его знает, что будет дальше.

Покушали быстро. Вскоре стало светать. Внимательно изучив местность вокруг позиции взвода, я мысленно проиграл ситуацию: а что, если бы танки пошли на Кабул, и пришлось бы вступить с ними в бой? От наших позиций до дороги метров 350, каждая из БМД безнаказанно сделала бы по танкам 5–6 выстрелов — 15–18 в общей сложности. Результат поражения с такого расстояния большой, но, не переоценивая степени нашей подготовки, допустил, что потери противника могли составить до 60 процентов. Значит, 8–10 танков, то есть до танковой роты мы могли бы уничтожить за счет внезапной атаки. Но если бы танковый батальон афганской армии действительно попытался войти в Кабул с нашего направления, то реакцию двух других танковых рот батальона легко представить: развернулись бы в боевую линию и несколькими выстрелами с нами покончили.

Для нас эта ночь закончилась благополучно. Командование дивизии предполагало, что активные мероприятия по захвату ключевых объектов в Кабуле нашими частями и подразделениями могли спровоцировать отдельные танковые части афганской армии на оказание сопротивления. В частности, моей разведывательной группе и была поставлена задача с учетом этого фактора: дать информацию штабу дивизии, если с моего направления такая попытка появится.

Доложив начальнику разведки о том, что движение на дороге не отмечается, я получил приказ на возвращение в район аэродрома. Без всяких проблем совершив марш по Кабулу, мы вернулись в расположение роты по маршруту.

Для разведчиков 80-й отдельной разведывательной роты дивизии перевал Паймунар, вершина горного хребта Ходжа-Раваш стали не только полигоном, но и родным домом. Ежедневные занятия с разведчиками я проводил с максимальной отдачей сил, энергии, с ужасом отмечая, что наша профессиональная подготовка для действий в горах может служить не более чем базовой, которую необходимо восполнять ежедневными упорными тренировками. На первом этапе занятий я ставил задачи разведывательной группе, которые состояли только в том, чтобы просто подняться на вершину горы со штатным вооружением, снаряжением без отработки тактических и огневых задач. Например, выдвинуться по маршруту: базовый район — вершина горы Ходжа-Раваш с целью ведения разведки, обнаружения противника, определения координат для корректировки огня артиллерии и авиации в зоне ответственности дивизии.

Первые тренировочные подъемы на вершину горы продолжались около двух часов. Штатное оружие, боеприпасы, сухой паек, вода, снаряжение весили до 30 килограммов, каждый подъем на горный хребет был тяжелейшим испытанием на физическую прочность и выносливость. А каково было пулеметчикам и гранатометчикам со штатным оружием! Несколько восхождений на вершину дали четкое понимание — тренировки должны продолжаться по нарастающей динамике. Неимоверная усталость и тяжесть наваливались на тело после каждого подъема на гору, судороги схватывали икры ног и не отпускали по нескольку часов. Массаж мышц приводил в относительную готовность к дальнейшим занятиям, которые с каждым разом я усложнял с переходом на ночь. С карандашом в руке частенько сидел и чертил схемы вариантов выдвижения группы в тыл противника, порядок действий, наращивал обстановку вариантами встречи с душманами, обеспечения прикрытия, страховки, ухода на другой маршрут, выноса условных раненых, убитых.

Тренировки в горах продолжались неделями — днем и ночью: интенсивные, тяжелые. От неимоверной нагрузки разведчиков тошнило, пот выедал глаза солевыми потоками, я и сам валился с ног от усталости и напряжения. На вершине горы, захлебываясь потом, мы падали в изнеможении, занимали оборону, наблюдали за местностью, лежали, выравнивая дыхание, а сердца рвались из груди. После продолжительных покорений вершины и штурма горной гряды к нам приходила постепенная уверенность в силах. Теперь уже каждый разведчик совершенно точно знал: при действиях в горах нам необходима величайшая выносливость. Выносливость и еще раз — выносливость! Эту физическую возможность человека и сейчас ставлю на первый план.