– Пойми, люди, к которым я нанимаюсь, чрезвычайно опасны. Все может случиться. – Бондарь взял Тамару за плечи и слегка встряхнул ее, чтобы она не стояла перед ним мраморной статуей с белым неподвижным лицом. – Мне не хочется, чтобы в случае чего ты расплачивалась за мои промахи.

– Такие, как ты, никогда не промахиваются, Женя, – покачала головой Тамара. – У тебя такой взгляд, будто ты постоянно целишься. На этот раз в меня… Сюда. – Она прикоснулась к груди. – Неужели тебе до сих пор не ясно? Я здесь не только для того, чтобы делить с тобой стол и постель. Я осталась с тобой, чтобы разделить с тобой судьбу. – Она поморщилась. – Звучит высокопарно, но это действительно так. Если я тебе больше не нужна, скажи, и я уйду.

– Речь не об этом! – воскликнул Бондарь. – Это вынужденная мера. Временная. Находиться рядом с богатыми, очень богатыми людьми, все равно что переплывать реку с пираньями. Никогда не знаешь, чем это закончится. В таких случаях лучше подстраховаться. Одно дело рисковать собственной головой, а другое – подставлять любимых. Я не могу допустить, чтобы ты пострадала из-за меня.

– Это единственная причина, по которой я должна переселиться к родственникам? – спросила Тамара. Ее обычно бархатистый, влажный взгляд был тверд и сух.

– Да, – коротко кивнул Бондарь.

– В таком случае я остаюсь.

– Ты уезжаешь.

– Остаюсь!

– Не спорь!

– Буду!

Стало ясно, что переубедить Тамару не удастся. Оставался последний, жестокий вариант. Указать Тамаре на дверь и тем самым уберечь ее от опасностей, которые, по глубокому убеждению Бондаря, были не за горами. Он попытался сделать то, что должен был сделать, но не сумел. Все его существо противилось этому. Такие, как Тамара, не прощают оскорблений. Уйдя сегодня, она уже никогда больше не вернется. А Бондарь не мыслил без нее жизни. Он слишком привык к новой жизни. Размяк, как пластилин на солнце.

– Черт с тобой, – буркнул Бондарь, сопровождая свои слова раздраженным взмахом руки. – Оставайся. Но не надейся, что я откажусь от работы и буду сидеть подле твоей юбки.

– Я не надеюсь, – тихо произнесла Тамара. – Но все-таки не бросай меня одну надолго, ладно? Иначе я умру.

– Прикуси язык, – бросил Бондарь, направляясь в спальню.

Тамара была слишком обессилена спором, чтобы последовать совету. Она не прикусила язык, а доплелась до дивана и упала на него, чувствуя себя совершенно разбитой и опустошенной. Знала бы она, что кто-то там, наверху, где вершатся человеческие судьбы, услышал ее последние слова и взял их на заметку…

Маргарита Марковна Морталюк откинулась на спинку кресла и прищурилась, разглядывая вошедшего. Он оказался выше, чем она ожидала. Причиной тому была подчеркнуто прямая осанка и свободно развернутые плечи Бондаря. Остановившись на пороге, он смотрел куда-то поверх голов сидящих за столом. Его руки свободно свисали вниз, свидетельствуя о том, что их обладатель не испытывает ни волнения, ни чувства неловкости. Он не переминался с ноги на ногу, не покашливал и не делал лишних движений. Молча стоял. Молча ждал. Достаточно было присмотреться к его лицу, чтобы понять: этот человек не привык суетиться или заискивать.

– Подойдите, пожалуйста, ближе, – доброжелательно сказала Морталюк, сопровождая приглашение манящим движением пальца. – Сколько вам лет?

– Двадцать семь, – ответил Бондарь, делая два шага вперед.

В его серо-голубых глазах не промелькнуло ни тени смущения, когда Щусевич поспешил уличить его во лжи:

– Неправда! Вам уже за тридцать, Евгений Николаевич!

– Зачем спрашиваете, если знаете? – Бондарь пожал плечами.

– Откуда вам известно, что мы знаем, а что нет? – запальчиво спросил Щусевич. Внешне напоминая жуткого монстра, он вел себя как мальчишка.

Бондарь удостоил его долгого задумчивого взгляда, после чего неохотно разжал губы:

– У вас ведь не какая-нибудь шарашкина контора, а солидная фирма. Без тщательной проверки вы даже шофера на работу не принимаете, не то что сотрудников секьюрити.

– Наводили справки? – полюбопытствовала Морталюк.

– Так же, как и вы, – невозмутимо ответил Бондарь.

– По своим фээсбэшным каналам?

– По своим бывшим фээсбэшным каналам.

– И много удалось накопать?

– Достаточно, чтобы убедиться, что вы мне подходите.

– Ого! – вскричал ерзающий в кресле Щусевич. – Мы ему подходим, ты слышала, Марго? А он нам?

– Полагаю, что да, – сказал Бондарь. – Вам нужен хороший специалист с соответствующими навыками и опытом.

– А вам? – осведомилась Морталюк. – Что вам нужно, Евгений Николаевич?

– Хороший и стабильный заработок, Маргарита Марковна. Причем очень хороший. – Бондарь позволил себе полуулыбку, однако его подбородок, помеченный горизонтальным шрамом, оставался надменно приподнятым, а глаза не излучали ничего, кроме арктического холода. – Дело в том, что я не собираюсь работать на кого-либо до старости. Год, от силы два. За это время я должен скопить достаточно денег, чтобы больше никогда не наниматься на службу.

– Вы не любите работать? – изобразила удивление Морталюк.

– Не больше, чем любой из присутствующих, – уклончиво ответил Бондарь.

– Мне не нужны лентяи.

– Не думаю, что в этой комнате есть хотя бы один лентяй.

– Ого! – повторился Щусевич.

– Вы держитесь слишком самоуверенно, – заметила Морталюк. – Не боитесь, что наше собеседование закончится прямо сейчас?

– Нет, – просто ответил Бондарь. – У меня много других вариантов.

– У нас тоже, – вставил Щусевич.

– Вы даже представить себе не можете, сколько отставных офицеров претендуют на тепленькое местечко, – поддержала помощника Морталюк. – Из разведки, из спецподразделений, из вашей конторы. Государство вас не ценит по достоинству. Оно бросило вас на произвол судьбы.

– Государству виднее, – пожал плечами Бондарь.

– С вашим послужным списком, – продолжала Морталюк, – вы могли бы сделать блестящую карьеру…

– Где угодно, кроме этой богом проклятой страны, – квакнул Щусевич.

– Я не карьерист, – сказал Бондарь. – Прежде у меня имелись кое-какие идеалы и принципы, но к настоящему моменту они отброшены за ненадобностью. Можете считать меня прагматиком и циником, меня это не колышет. Я хочу обеспеченной жизни. Любой ценой.

– Отрадно слышать, – улыбнулась Морталюк. – Но я тоже прагматик и циник, поэтому плачу деньги только за то, что того стоит. Что вы умеете, Евгений Николаевич?