Я ожидала явления черноволосого красавца — ну, не может же он — и королевская власть, за его спиной стоящая — так просто сдаться. Хотя, похоже, налицо конфликт интересов двух группировок, и утерянную реликвию не просто хотят вернуть, а планируют разыграть между светской и церковной сторонами, как особо ценную карту. Фелинос! Знать бы, что это такое и с чем его едят. Небось, камушек какой-нибудь. Или перстень. Или венец на голову. Или ночной горшок.

Ладно, чего гадать.

Но когда же, когда же придут снова меня допрашивать? И знает ли лирт Лигран о зверских методов допроса жрецов? И может ли повлиять в нужную для меня сторону..? И почему сам их не применяет, неужто и впрямь такая гуманная страна?

Односторонне гуманная.

Раздался тихий скрип двери, прозвучавший ошеломительно громко в общей тишине, лишь изредка прерываемой покашливанием Марта и его шебуршаниями в одеяле — то есть, мне хотелось бы верить, что это шебуршал именно Март, а не очередная крыса или моя развивающаяся шизофрения. Но — как ни странно, дверь открылась не у меня, а как раз-таки у соседа. Я повернула голову на звук и увидела не стражника, не следователя или жреца, а тоненькую фигурку — в длинном тёмном платье простого и одновременно незнакомого покроя, аккуратной высокой причёской и бледным встревоженным лицом. Такая нормальная гражданская девушка — достойная жительница неведомого пока что Магра.

— Март! — она подбежала к молодому человеку, упала перед ним на колени, обнимая и целуя то в лоб, то в макушку. — Мартен!

— Ильяна, ты как… что… откуда… — активно обнимаемому и обцеловываемому соседу не удавалось вставить и слова, наконец, он решительно тряхнул посетительницу за плечи, не удивлюсь, если девушка при этом что-нибудь себе прикусила. — Да стой же! Подожди ты! Как ты сюда попала?!

— Март, ты как? — не слушая его, причитала девушка сдавленным шепотом с вкраплениями подступающих рыданий. — Что они с тобой сделали?!

Мда, у меня на родине трепетные девицы приговорённых к высшей мере наказания обычно не получают доступ непосредственно "к телу" в камеру, а тут, если помимо приличной еды еще и родных и близких пускают… реально гуманные условия. Не хватает только уборщицы, кровати и ванны, а так…

— Ты как сюда попала и зачем пришла, ненормальная?! — сердито шипел некромант. — Отвечай немедленно! И уходи! Немедленно уходи!

Глаза девушки, большие и такие же необыкновенно яркие, как и у остальных, воровато забегали из стороны в сторону.

— Я… договорилась.

— С кем ты договорилась?! Какую цену с тебя потребовали? Ты дом продала?! Мебель? Ты… ты что вообще вытворила?

Теперь глаза юной невесты — или уже жены? — наполнились слезами.

— Ты мой единственный брат, — ага, с невестой, а тем более женой я промахнулась, — Мне ничего ради тебя не жаль! Да не продавала я дом, Март, послушай! — она потащила его к стене, подальше от меня, зашептала в ухо, но отдельные обрывки фраз упрямо до меня долетали. Наверное, шептать так, чтобы слышал только адресат — отдельное искусство.

Девушка им не владела.

— Нельзя сдаваться, нельзя, слышишь меня, хороший мой, нельзя опускать руки! Только не ты, только не так! Нам помогут, слышишь, обязательно помогут, лирт… он просил никому не называть его имени, он обещал помочь… что-нибудь придумаю, обязательно, ну и что, что Винзор! И королевскую сокровищницу раз в десять декад кто-нибудь грабит!

"И даже не кто-нибудь, а, например, я!"

— Не ввязывайся в это, Ильяна, будешь по соседству сидеть, а ты молодая, красивая, ты жить должна!

Они немного попрепирались, кто кого сильнее любит и кто больше заслуживает счастья, при этом девушка упорно отказывалась признаться, чем она заплатила в обмен на возможность навестить в тюрьме приговоренного к смерти брата, а Март уверял, что спасать его совершенно не надо, ему и так прекрасно, а что в храме Тираты узников Винзора готовы проводить к богине с первого же дня заключения, отпеть грешную душу, так сказать, — это чистая традиция, не о чем и говорить.

— Послезавтра или через два дня, готовься, — шепнула напоследок темноглазая Ильяна, исчезая за каменной дверью, а Март опустился на пол и судорожно раскашлялся — при сестре он себе этого не позволил. Мне неожиданно стало жаль его гораздо больше, чем себя. Со мной, а точнее, с лиртой Агнессой-Ренной, история мутная, неприятная — если не врут, там и убийство, и ограбление, а вот бедолага, неверно починивший сломанную куклу наследника Тутти…

Я предпочла не задумываться об оживлении мёртвых животных. Может, это фокус такой, гипноз, может, жрец тот тоже знатный гипнотизёр и не больше.

— А вдруг она действительно сможет помочь, — примирительно сказала я, вплотную подходя к решётке. Некромант поднял бледное, чуть блестящее от пота лицо, и уставился на меня.

— Лирта, вы хоть понимаете, как и с помощью чего может добиться желаемого небогатая молодая и незамужняя лирта? И к чему в итоге это её приведёт?! В Винзор попасть, это вам не шутки.

Увы, очень даже хорошо понимала, и посочувствовала заботливому брату вдвойне.

— А ваши родители..?

— Умерли, — отрывисто произнёс он, а потом вскочил, уткнулся лицом в прутья, схватил меня за руки. Против ожидания его кожа была тёплой, рукопожатие крепким, и мне вдруг стало… так хорошо. Спокойно.

Чёрные ромбовидные камни в висках блеснули.

— Она предлагает бежать! Вы же всё слышали, так? Из Винзора, лирта! Отсюда никто еще не сбегал! Глупая сумасбродная девчонка.

Тёплые пальцы, сильные, вдруг погладили мои, мягко, почти ласково, и я, злясь на себя за неуместное смущение, опустила глаза.

Ногти у него, как и у меня, тоже были тёмные.

— Я… я так боюсь за неё, она такая отчаянная и наивная, и…

Март замолчал, коснувшись моих подсыхающих царапин, осторожно оголил предплечье.

— Это что такое, лирта?!

— Прогрессивные методы допроса местной жреческой касты, — хмыкнула я, злясь еще больше. О свободе думать надо, а не о глупом заигрывании на пороге смерти неизвестно с кем!

— Если вдруг… — совершенно другим, сухим и деловым голосом произнёс Мартен. — Если вдруг у Ильяны что-нибудь действительно получится, если… если она успеет, или что-то ещё такое произойдёт, вы… Вы пойдёте с нами, лирта?

— Пойду, — отчего-то я улыбаюсь, хотя на самом деле хочется плакать. — Если сама вдруг придумаю, как сбежать, тоже вас с собой заберу, Март.

Мы будто дети, играющие в дружбу в нацистском лагере на пороге газовой камеры.

Я смотрю в его глаза, безнадёжно пытаясь рассмотреть своё отражение. Но вижу там только тьму — и крохотные блестящие искорки в ней, словно осколки разбитой звезды.