же все равно хотели найти какого-нибудь постояльца.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Женщину. Одинокую женщину… А это мужчина.

О л я. Да какой он мужчина! Лет семьдесят, не меньше!

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Не уговаривай меня, я категорически против.

О л я. Ну, тогда мы продадим путевки.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Это ультиматум?

Из времянки выходят  К и р и л л  и  В а д и м  П е т р о в и ч.

В а д и м  П е т р о в и ч. Времянка ваша лучше, чем моя комната в городе. И отдельная к тому же. А у меня еще двое соседей… А велосипеда у вас нет?

К и р и л л. Нет, у нас машина.

В а д и м  П е т р о в и ч. Жаль! Ну, ничего, я и пешком в магазин могу. Вы мне только, Татьяна Андреевна, с вечера скажите, что нужно, чтоб вам рано не вставать…

О л я. Ты слышишь, мама!

В а д и м  П е т р о в и ч. А велосипедом зря не обзавелись. Сегодня вся Европа с четырех колес на два переходит. Здоровье. Между прочим, отец мой до восьмидесяти лет педали крутил. Может, потому и дожил до девяноста.

К и р и л л. Ого, долгожитель!

В а д и м  П е т р о в и ч. Это для нас еще не рекорд. Дедушка в сто лет дрова колол и на давление не жаловался.

О л я. Да-да, говорят, раньше и болезней таких не знали — гипертония, гипотония… А собственно, почему мы все стоим? Садитесь, Вадим Петрович!

Вадим Петрович садится на профессорское место.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а (вскрикнув). Только не на этот стул!

В а д и м  П е т р о в и ч (вскочив). Ломаный?

О л я. Нет-нет… Это папино место. Он всегда здесь сидел…

В а д и м  П е т р о в и ч. Извините.

О л я. Иногда мы даже ставим его прибор. Традиция такая. Он умер десять лет назад.

В а д и м  П е т р о в и ч. Это прекрасно… То есть прекрасная у вас традиция. Сейчас, знаете, иные родственники и на кладбище-то не заглядывают.

О л я. Кстати, о родственниках. Понимаете, Вадим Петрович, у нас на даче никогда не жили посторонние… Так что, если вдруг кто-нибудь поинтересуется, скажите, что вы наш родственник. Ну вот, кажется, обо всем и договорились…

В а д и м  П е т р о в и ч. Не обо всем.

О л я. Вас что-нибудь не устраивает?

В а д и м  П е т р о в и ч. Да нет, что вы! И место прекрасное, и условия. Жить бы да жить…

О л я. Так что же?

В а д и м  П е т р о в и ч. Сколько?

О л я. Сколько хотите, столько и живите. Пока мы не вернемся.

В а д и м  П е т р о в и ч. Да нет — сколько я вам должен? Дачи-то я никогда не снимал.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а (Оле, с укором). А мы никогда не сдавали!

О л я. Успеем еще договориться. Кирилл, поставь чайник!

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Я сама! Вы уж лучше родственника развлекайте! (Уходит в дом.)

О л я. Мама у нас любит пошутить…

В а д и м  П е т р о в и ч. Мне показалось, что она не очень довольна моим появлением.

О л я. Вы просто не знаете маму! Она всегда рада, когда в доме люди. Правда, Кирилл?

К и р и л л. Да. Особенно родственники.

О л я. Кирилл! (Вадиму Петровичу.) Вы ешьте, ешьте!

В а д и м  П е т р о в и ч. Не беспокойтесь, у меня все есть. (Открывает рюкзак, достает консервы.) Завтрак туриста. Это на обед хорошо. Гречневый концентрат — это на завтрак.

О л я. Ну вот, а на ужин у вас ничего и нет!

В а д и м  П е т р о в и ч. А я не ужинаю. Кто из великих людей сказал: «Завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу»? Банальный афоризм, но мало кто знает, кому он принадлежит.

О л я. Кому?

В а д и м  П е т р о в и ч. Людовику Четырнадцатому.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а  вносит поднос с чайником и чашками, расставляет их на столе.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Чай готов. (Вадиму Петровичу.) А у вас что, в управлении культуры чай в шляпе пьют?

В а д и м  П е т р о в и ч. Извините, забыл… В лесу, в палатке, там можно и в шляпе. (Вешает шляпу на верхушку плюща.)

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Куда?! Куда вы ее повесили?!

О л я. Мама, ну откуда Вадиму Петровичу знать, что это папино дерево? (Вадиму Петровичу.) Видите ли, здесь очень много папиных реликвий. Николай Юрьевич был известным ученым, и, естественно, куда бы он ни приезжал, ему дарили всякие диковинные вещи. Это дерево он привез из Австралии.

В а д и м  П е т р о в и ч. Он ботаником был?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Профессор Щукин строил корабли!

В а д и м  П е т р о в и ч. Щукин? Щукин Н. Ю.?

К и р и л л. Вы с ним были знакомы?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Где они могли познакомиться? В лесу?

В а д и м  П е т р о в и ч. Нет, в журнале. В журнале «Техника молодежи». Я сам там неоднократно печатался. Ну как же, помню! «Будущее флота — подводные крылья». Увлекательная была статья!

О л я. Слышишь, мама! (Вадиму Петровичу.) Может быть, вы хотите чай с молоком?

В а д и м  П е т р о в и ч. Чай с молоком — это уже не чай. Вот если бы кипяточку погорячей, а то остыл.

О л я. Кирилл, подогрей!

В а д и м  П е т р о в и ч. Сидите, сидите, я сам! (Берет у нее из рук чайник.) Где у вас кухня?

О л я. Как войдете — налево.

В а д и м  П е т р о в и ч  уходит в дом.

Какой милый человек! Правда, Кирилл? Кажется, мы не ошиблись. Мягкий, деликатный, сотрудничает в журнале…

К и р и л л. И Николая Юрьевича знает.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Николая Юрьевича знали многие! А вот что вам известно о нем? Даже фамилии его не знаете.

К и р и л л. Потребуйте у него паспорт — там все написано.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. То есть как это — потребуйте?

К и р и л л. Дачников полагается прописывать.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Он у нас не дачник, он родственник.

У калитки появляется  С е р а ф и м а  П а в л о в н а.

С е р а ф и м а  П а в л о в н а. Можно к вам? Добрый вечер, Оленька! Добрый вечер, Кирилл Михайлович. Я на минутку. Вы телепрограмму получили?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Не знаю, еще не смотрела. (Идет к почтовому ящику.)

С е р а ф и м а  П а в л о в н а. А у нас опять вытащили. И немудрено — с утра до ночи по поселку шныряют какие-то подозрительные личности с рюкзаками…

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. А у нас две. Наверно, почтальон по ошибке и вашу бросил.

С е р а ф и м а  П а в л о в н а. И все равно надо что-то делать! Повесить шпалу и плакат: «Проход туристам категорически воспрещен». Пусть они ходят к озеру по шоссе, а не через поселок.

К и р и л л. Полтора километра крюк.

С е р а ф и м а  П а в л о в н а. Я не понимаю, вы за кого: за нас или за туристов? Да будет вам известно, что у Стрижова украли велосипед.

К и р и л л. Разве у него есть велосипед?

С е р а ф и м а  П а в л о в н а. У внука. Трехколесный.

О л я. И вы считаете, что это туристы?

С е р а ф и м а  П а в л о в н а. А кто ж еще!

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Что-то я не видела туристов на трехколесных велосипедах.

Из дома выходит  В а д и м  П е т р о в и ч  с чайником.

В а д и м  П е т р о в и ч. Кому кипяточку добавить?

С е р а ф и м а  П а в л о в н а (Татьяне Андреевне). У вас все-таки гость?

О л я (поспешно). Это родственник.

С е р а ф и м а  П а в л о в н а. Ваш, Татьяна Андреевна?

О л я. Нет, со стороны Кирилла… Двоюродный дядя с Камчатки. Помните, я вам рассказывала… Знакомьтесь — Серафима Павловна, наша соседка.

В а д и м  П е т р о в и ч. Вадим Петрович.

С е р а ф и м а  П а в л о в н а. Очень приятно. (Кириллу.) Но вы, помнится, говорили, что он умер.

О л я. Нет, он болел. Серьезно болел…

К и р и л л. Но выжил.

О л я. И приехал к нам. И так кстати: мы уезжаем