– Признаюсь, меня это ставит в тупик.

– Да уж, – согласился с ним лорд Фредерик. – Однако вместо того, чтобы ломать голову над загадками, я бы на твоем месте поспешил вернуть ее обратно.

– Но что мы скажем сейчас моим родителям и приглашенным на свадьбу гостям? – сокрушенно покачал головой Ладфорд.

– Я попытаюсь все уладить, – пообещал лорд Фредерик. – Скажу, что так и задумано, что Эшмонт все держит под контролем и вскоре во всем разберется. Гостям мы скажем, что леди Олимпия внезапно почувствовала себя нехорошо. Но теперь, с вашего позволения, я бы перекинулся парой слов с племянником.

Когда все удалились, лорд Фредерик прошипел:

– Что ты натворил?

– Да ничего такого, черт возьми! Не представляю, отчего она сделала ноги. Если конечно, сделала, если это не Рипли затеял один из своих розыгрышей.

– Я тебе говорил…

– Ничего не надо было говорить, дядя. Я когда ее увидел, сразу сказал себе: прекрасная девушка! Именно такая, какая мне нужна. И никакие ваши нелестные замечания или предсказания грядущих несчастий меня не остановят.

– Жаль, что мои слова не заставили тебя пересмотреть свое поведение.

– Я ничего такого не делал! – воскликнул Эшмонт.

– Остается надеяться, что это дело не стоит и выеденного яйца, как ты утверждаешь. Поскольку, если ты упустишь эту девушку, Люциус, у тебя, вероятно, не будет другого шанса, – сказал лорд Фредерик. – Может, сейчас ты этого не понимаешь, однако пройдут недели, месяцы, годы – и ты будешь кусать локти.

– Я намерен ее вернуть! Но чем дольше я торчу тут с тобой и выслушиваю нотации, тем дальше она удирает.

– С Рипли.

– С ним она в безопасности.

– Надеюсь, ради тебя.

– Он мой друг, – сказал Эшмонт. – Рипли подлый негодяй, как и все мы, но он мой друг, и мы очень скоро во всем разберемся. Еще и посмеемся, вот увидите.

К тому времени как ялик отчалил от Баттерси‑бридж, морось сменилась туманом. Берега тонули в мягкой дымке, и кто‑нибудь другой, не Рипли, мог бы сказать, что так они выглядят гораздо романтичнее. Лондон, казалось, таял и терял очертания, и здания, вроде бы знакомые, маячили в тумане таинственными силуэтами. Впрочем, тайна, возможно, заключалась в том, что туманная вуаль сделала их менее грязными, как обычно, но его зоркому глазу не составило труда разглядеть оборванных мальчишек, которые бродили по илистому прибрежному мелководью, вылавливая из воды всякий хлам.

Что касается бедности и грязи, Лондон не отличался от любого другого большого города, и он очень по нему соскучился. У него почти не было времени, чтобы прогуляться по его улицам, и вот теперь он опять бежит, и опять по воде.

Однако в данный момент это было совсем не плохо. Во‑первых, день свадьбы Эшмонта вышел не таким скучным, как предполагал Рипли. Во‑вторых, в его руках оказалась невеста, которую он и не думал похищать, но похитил, организовав себе приключение. И они плыли по реке, оставив всех далеко‑далеко.

Ему только и осталось, что благополучно доставить ее в Твикенем. По воде это два‑три часа. По суше путь короче, но времени займет больше из‑за запруженных дорог.

– Вон церковь Баттерси! – воскликнула Олимпия. – Из лодки все выглядит по‑другому. Я плавала по реке только на пароходе или на яхте, но если сидишь так близко к воде, гораздо лучше.

Будто в ответ на ее слова, мимо с пыхтением прошел речной пароход, подняв волну. Рипли протянул руку, чтобы помочь девушке удержать равновесие, и в этот момент особенно высокая волна ударила о борт, едва не перевернув ялик. Адресовав пароходу проклятие, он выпрямился и схватил девушку за плечо, но это оказалось вовсе не плечо, а буф внутри рукава.

Она, кажется, даже не обратила на это внимания. Олимпия сидела, крепко вцепившись в борта ялика, и лицо у нее было белым, как подвенечное платье.

К тому времени как ялик выправился, герцог тоже смог более‑менее перевести дух, хотя сердце по‑прежнему тревожно стучало. Если бы девица упала за борт…

Но, слава богу, не упала. Никто никуда не упал.

– Да уж, скучным это путешествие по крайней мере не назовешь, – заметил Рипли.

– Совсем другое дело, когда лодка так низко сидит в воде, – дрожащим голосом пролепетала Олимпия.

– Не сидите так близко к борту, – посоветовал Рипли. – И не вздумайте страдать морской болезнью.

Олимпия подняла голову и взглянула на него. Сейчас ее глаза казались серыми.

– Интересно, почему до этого еще никто не додумался? Просто взять и приказать. Уверена, это отличный метод против морской болезни, – проговорила она спокойно, обеими руками вцепившись в борт.

– Я все понял! – воскликнул Рипли. – Я‑то все удивлялся, что нашло на Эшмонта, но теперь мне ясно. Ему очень повезло: нашел именно то, что ему нужно.

Румянец вернулся на ее побледневшее лицо.

– Только вот меня это совершенно не волнует. Вопрос в другом: тот ли он, кто нужен мне?

– Он герцог, – сказал Рипли. – Этого достаточно для любой женщины.

Один за другим она разжала пальцы, сжимавшие борт ялика, и призналась:

– Я повторяла эти слова раз, наверное, сто. Только вот это заклинание нисколько не помогло справиться с нервами.

– Надо было выпить еще, – твердо сказал Рипли. – Это бы помогло. Вы дошли лишь до стадии, когда тянет на подвиги. Еще бы чуть‑чуть, и вы стали бы всем довольны и на все согласны. Что до стадии пьяного раскаяния…

– Не знала, что опьянение имеет стадии, – заметила леди.

– Тогда послушайте опытного человека. Если вас начнет тошнить, то будьте любезны, за борт, только держитесь крепче: а то вывалитесь и в этом платье наверняка утонете. И мне придется объясняться, долго и нудно, вместо того чтобы спасать положение с помощью моего простого, но хитрого плана.

– У вас есть какой‑то план?

– И не один. Например, отвлекающий маневр – в Портсмут, а оттуда по морю.

– Да это отличный план! – воскликнула Олимпия.

– Но я подумал‑подумал и отверг его. Ведь я совсем недавно вернулся из‑за границы и еще не успел забыть, какие зануды иностранцы.

– А я бы не против познакомиться с кем‑нибудь из иностранцев, – сказала Олимпия. – Больше ничего и не надо.

– Тогда выходите за Эшмонта, и пусть везет вас за границу.

Рипли тут же представил, как она поднимается по ступенькам сада Боболи во Флоренции и любуется панорамой города. Интересно, какой цвет приобрели бы ее переменчивые глаза, когда леди впервые в жизни увидела бы дворцы вдоль венецианских каналов? Внутренним взором он уже видел ее в гондоле, в волнующей обстановке элегантной каюты, в окружении подушек… Нет, лучше не воображать, чем можно было бы заняться в этой крошечной каютке.