– Двадцать семь минут? Что у него? Инфаркт? – Наталья с интересом подалась вперёд. Она тоже была врачом, и ей всегда были интересны случаи из практики мужа, более живые и критические, чем у неё в больнице.

– Ты представляешь, хорошо, что он при нас крякнул. Приехали. Он вроде бы ничего, разговаривает, сердце, говорит, давит. Я сразу ЭКГ. Вижу обширнейший инфаркт. Я говорю, давайте тихонечко собирайтесь. Поедем в больницу хорошую, полечим вас. А он разволновался что-то, засуетился – и хряп. Вытащили его. Веня мой молодец, всё четко, грамотно делал.

– Ладно, устал ты, плохо выглядишь. Иди сейчас поспи пару часов, а потом поедем. – Наталья провела рукой по его щеке, поправила причёску, со вздохом поднялась с табурета и принялась мыть посуду.

– Но ты представь каково?! Сорок пять тысяч оклад и ещё проценты. Это ведь с доходов нужно платить? Значит, идут люди, платят. А мы вот бесплатно лечим. И хорошо лечим.

Наталья отвлеклась от раковины, с укоризной посмотрела на мужа, не сказав ни слова, махнула рукой и продолжила мыть посуду.

– Полторы тысячи долларов оклад – и ты отказался? – на кухню вбежал Костя.

– Я не знаю, сколько там долларов, но сорок пять мне предложили. И да, я отказался. А что тебя удивляет? Я хороший врач, и меня ценят.

– Нет, нет, постой. – Костя сел на мамин табурет и вплотную пододвинулся к отцу. – Я не про то, какой ты врач. Тебе предлагают зарплату почти в четыре раза выше, чем сейчас, возможность работать в крутой клинике, а ты отказываешься. Я, честно, вас понять не могу, вы все говорите, что работать тяжело, платят мало, а тут сами отказываетесь от такого шоколада?

– Ты что раскричался? – Семёныч возмущённо переставил пустую кружку, подсознательно расчищая путь к своему оппоненту. – Это моя работа, и это я решаю, как мне поступать. Вот выучишься – и иди работай куда захочешь, я тебе слова не скажу.

– Это всё понятно. Ты сам решаешь, тебе на других плевать. Но мне просто интересно понять причины. – Костя разгорячился, и капельки пота выступили на его висках. – Тебе лень, страшно, неохота или что?

– Что значит лень? Я уже двадцать пять лет на скорой. Ты считаешь, я там балду пинаю?!

Но сын не отступил:

– Вот я понимаю ситуацию так: если я, например, футболист, с детства воспитывался в «Спартаке», потом играл за их молодёжку, потом в основной состав попал. Понятно, что «Спартак» меня вырастил и я ему многим обязан. Но если меня вдруг приглашает к себе «Реал Мадрид», я не имею права отказаться. Ведь это признание моего уровня. Каждый должен расти. И дело тут даже не в деньгах. Я честно не понимаю. Ты вообще думаешь о карьере, о своём росте профессиональном? Есть у тебя мечта? Или как идёт, так и идёт?

От возмущения у Семёныча в глазах потемнело.

– Какой «Реал Мадрид»? Какой уровень? – Он вскочил с табурета. – Сделали красивую вывеску и впаривают людям ненужные им услуги. Уровень – это и есть «Скорая. Медицинская. Помощь», – отчеканил он по отдельности, вбивая слова в пол и стены кухни. – Ты знаешь, что такое три кнопки?

Наталья закончила мыть посуду и села на табурет мужа. Она и сын смотрели снизу на Семёныча, удивляясь такой не свойственной ему жёсткой и эмоциональной позиции. Не дождавшись ответа, Семёныч продолжил:

– Три кнопки – это ноль один ноль два и ноль три. Это не просто номера телефонов. Это – служба спасения. И когда я начинаю свою смену, я беру под охрану город. Ты это понимаешь?

– Какое спасение? Что ты мелешь? – Костя посмотрел на мать, ища поддержки, но та лишь наблюдала, сохраняя нейтралитет. – Посмотри вокруг. Ты же ничего не видишь. Смену закончил, бухнул, поспал и снова на смену. – Копируя отца, Костя вбивал слова, стуча пальцем по кухонному столу. – Нет уже давно никаких кнопок. В милицию никто не звонит. Звонят авторитетам. В скорую не звонят, а сами едут в нормальные частные клиники. Только пожарные, наверное, действительно нужны. Кроме них, пожар никто не потушит.

Семёныч вдруг резко погрустнел, прислонился к дверному косяку.

– Сынок, сынок… всё-то вы сейчас знаете, умеете. Но ты не прав. И я не могу тебе этого объяснить. Дай бог, чтобы ты это понял. – Он замолчал и непроизвольно начал мять грудную клетку слева, чуть щурясь от боли.

Наталья, молча с укоризной посмотрев на сына, поднялась с табурета, подошла к мужу и обняла его.

– Всё, давай иди спать. Я тебе принесу чай в комнату. Поставь будильник и ложись. Я сейчас дойду до мамы, отнесу ей продукты. Ты, как проснёшься, звони туда. – Она чуть подтолкнула Семёныча к выходу из кухни, осторожно проведя ладонью по его спине.

Он ушёл, и на кухне повисла тяжёлая тишина. Мать и сын молчали, но неловкость и неприятность ситуации ощущалась и без слов.

– Ты считаешь, я не прав? – первым не выдержал Костя.

– Может, и прав. Какая разница? Но это твой отец, какой бы он ни был. И он будет всегда за тебя, даже если ты не прав. Подумай над этим.

Наталья молча заварила ещё одну кружку чая и понесла мужу.

Прошло не более пяти минут, а он уже спал. Наталья поставила чай на столик у дивана, осторожно сняла с мужа очки, вытащила белый том Джеймса Хедли Чейза из-под сцепленных на животе рук и на цыпочках вышла из комнаты.

Часть 3. Костя

Глава 3.1

Костя дотянулся рукой до тумбочки и взял свои часы. Люминесцентные стрелки показывали 2:45. Он ворочался уже два часа и никак не мог уснуть. Глаза слипались, но провалиться в сон не удавалось.

У Кости была особенность, которую он называл «предохранитель». Когда случалось что-то плохое – лезли тревожные мысли или надвигалась какая-то угроза, – он засыпал мгновенно. Он вдруг вспомнил, как однажды уснул на диване, когда мама, вернувшись с родительского собрания, устроила ему взбучку. Он просто сидел и слушал, как мама, срываясь на крик, перечисляла все его злодеяния, о которых ей рассказали учителя. Косте было очень неприятно слушать все эти обвинения – некоторые были откровенными наговорами, – но он не возражал, а просто молча слушал, опустив голову. Через несколько минут он уснул, чем привёл маму в совершенное отчаяние.

И наоборот, если он ожидал чего-то хорошего, если завтра предстояло интересное путешествие или долгожданная встреча, он не мог уснуть, заранее переживая предстоящие события.

Завтра, вернее, уже сегодня в 10:00 он должен явиться на собеседование к