и успел познакомиться с батюшкой.

— Отче, — обратился он к нему, — вразуми грешника и прости грехи мои.

— Бог простит, — ответил отец Серафим. — Что тяготит тебя, сын мой, что тревожит?

— Картина, отче, тревожит меня. Бабушкино наследство. Странная, необычная картина. Девочка, что изображена на ней, стала сниться мне по ночам. Она о чем-то просит меня, а я не могу понять, о чем. Мне страшно, отче.

— Что это за картина, кто автор? — осведомился батюшка, разворачивая покрывало.

— Я не знаю, и бабка моя не знала. Точно не могу сказать… Мне кажется, за картиной что-то стоит. Какая-то история, событие. Что-то такое, как вам сказать, необычное, что ли…

— И что же ты намерен делать с ней, сын мой?

— Моя бабуля, царство ей небесное, в завещании написала, что картина необыкновенная, но что с ней делать, я должен решить сам… Да, и эти странные сны…В общем, я решил передать ее церкви.

— Не волнуйся, сын мой. Церковь, я думаю, картину примет.

— Вы ее возьмете?

— Оставь картину здесь и ни о чем не беспокойся. Езжай домой, а завтра я приеду к тебе. Прими причастие, — батюшка дал глотнуть Алексею кагора и положил просвиру в рот. — Ни о чем не печалься. Сегодня я буду молиться за тебя.

Со спокойной душой Петров отправился домой и действительно, уснул так крепко, что не услышал звука открываемой двери.

— Лёша, проснись! — трясла его за плечо жена. — К тебе из полиции пришли.

Мужчина открыл глаза и, как ошпаренный, вскочил с кровати. Пистолетные пули прошили его насквозь. Какие-то люди в нескладно одетой полицейской форме стояли в коридоре. Последнее, что он увидел — как, сраженная пулей, падает жена. Алексей грузно осел на пол…

…Утром он проснулся в отвратительном настроении. Ужасно болела голова. Не понимая, что происходит, мужчина стал ощупывать себя. Тело было цело, как будто ничего не произошло.

— Ирка, — кинулся он к спящей жене, — ты цела? Ты цела? — орал он и что есть силы тряс её худое тело.

— Что с тобой? — испугалась жена. — С ума сошел? Прекрати! Ребёнка разбудишь!

— Ирка, ты цела, — как во сне, повторял Алексей. — Цела…А дочь? — закричал он и бросился в соседнюю комнату.

— Пап, ты что? — не понимая спросонья, что происходит, спросила дочка.

— Наташка, — целовал он дочь с головы до ног, — Наташенька. Дочурка…

— Да что случилось-то? — жена вбежала в комнату. — Обалдел, что ли? Какая муха тебя укусила?

— Ты не понимаешь, — стал обнимать Алексей Ирку, — ты ничего не понимаешь! Ты что, не помнишь, что вчера произошло?

— Да что вчера произошло? — истерично воскликнула жена. — Что стряслось?

— Ты что, не помнишь? Полиция, стрельба. Очнись, Ира! В нас вчера стреляли!

— Да не было вчера никакой полиции! И стрельбы не было! Тебе это приснилось! Плохой сон! Вчера ничего не было!

— Как не было? А батюшка, а церковь? Я вчера был в церкви, причащался.

— Вчера ты только собирался в церковь, Алёша! В церковь ты должен был ехать сегодня! Сегодня!

— Подожди, — мужчина остановился, как ошпаренный. — Какое сегодня число?

— Пятнадцатое ноября!

— Так значит, — Петрова осенила пугающая догадка, и он бросился к антресолям.

Картина была на месте. Лишь только покрывало лежало рядом, как будто картину развернули, полюбовались ею и положили на место. Девочка, казалось, уже не грустила, а осмысленно смотрела в пространство голубыми бездонными глазами. Алексею даже показалось, что белокурая красавица слегка улыбается.

— Ты трогала картину? — спросил он у жены.

— Конечно, нет!

Мужчине сделалось дурно. «Как, — думал он, — такое могло произойти? Мистика какая-то. Чудеса».

Он подошел к зеркалу в ванной. Футболка, как ни странно, была цела. Приподняв ее, чтобы обнажить грудь, он ахнул. На груди ничего не было. Ни одной царапины. «Что это? — крутилось у Алексея в мозгу. — Неужели сон?»

— Скажи, — спросил он у жены, — к нам действительно вчера никто не приходил?

— Да нет же! — уверила его Ирина. — Никто к нам не приходил. Ты вчера спал, как младенец. Лёг, и сразу уснул. Ты что, не помнишь?

— Нет! Этого не может быть! — выдохнул Петров и подошёл к входной двери. Дверь была закрыта, коридор был чист, никаких следов борьбы и стреляных гильз не было видно.

— Да что с тобой? — разнервничалась жена. — Ты можешь объяснить? Вроде не пил.

— Понимаешь, Ириш, — мужчина сел на стул, — вчера, когда я ездил…

— Ты вчера никуда не ездил! — медленно выговаривая каждый слог, произнесла жена. — Ответь мне, ты себя хорошо чувствуешь?

— Да — да, — пролепетал Петров. — Так значит, ехать в церковь я собирался сегодня?

— Да!

— Мне пора.

— Алексей, я не уверена, что ты доедешь. Может, в другой раз?

— Нет, нет! Именно сегодня! — резким движением мужчина вскочил со стула и стал одеваться… Через час он уже был у священника.

— Что привело тебя ко мне, сын мой? — спросил Петрова отец Серафим, когда увидел его белое, как снег, лицо.

— Батюшка, — пролепетал он, — я вчера был у вас?

— Нет, сын мой, что-то не припоминаю.

— Ну, как же, мы же разговаривали с вами!

— О чем? — недоумевал отец Серафим.

— О чем… — замолк мужчина.

— Не держи груз на сердце, расскажи! Что тяготит тебя, сын мой, что тревожит?

— Да ничего, отче, — Петров отпрянул назад, увидев в глазах батюшки какой-то странный блеск.

Когда он шел по земле прихода, крепкие молодые люди мыли новый Мерседес прямо на территории церкви. Вчера Алексей не обратил на них внимания, хотя они были тут. Их лица были странным образом похожи на лица вчерашних полицейских.

Отец Серафим ещё долго недоумённо смотрел вслед мужчине.

Петров отказывался верить в происходящее. «Что-то не так, — думал он, — что-то совсем не так!» Мужчина не мог разобраться в происходящих событиях. Тогда он решил идти другим путём. Раз картина написана не вчера, надо определить её истинную ценность. Найдя объявление в Интернете об оценке антиквариата, он повёз картину на экспертизу.

Увидев картину, антиквар ахнул. Его глаза округлились, а сам он непроизвольно стал потирать руки. Он тут же предложил Алексею чай с шоколадными конфетами. Оформив необходимые документы и оставив картину у себя, антиквар вежливо попрощался. На экспертизу, по его словам, требовалась неделя.

— Кто-нибудь знает, что вы отдаёте картину именно в нашу