Но главное событие той ночи произошло не в Зимнем дворце, а в Смольном институте, где только что открылся Всероссийский съезд Советов.

Оргподготовкой переворота руководил Троцкий в Военно-революционном комитете, однако замысел Ленина шел дальше взятия Зимнего дворца, и зависеть от воли съезда, на котором большевики составляли лишь половину делегатов, вождь РСДРП(б) не собирался.

Только теперь стало понятно, почему Ленин так торопил своих соратников с восстанием. Он предвидел, как отреагируют на события эсеры и меньшевики — главные конкуренты за влияние в Советах.

Съезд только что принял резолюцию меньшевика Мартова о создании социалистического, то есть не большевистского, а коалиционного правительства. И тут пришла весть о том, что большевики самочинно арестовали «временных» и устроили переворот. Возмущенные «умеренные» в знак протеста покинули заседание. В зале остались только сторонники большевиков — и съезд беспрепятственно проголосовал за однопартийное правительство. Именно этого Ленин и добивался: его не устраивал результат «Вся власть Советам», ему нужно было, чтобы вся власть досталась большевикам.

Что ж, власть большевики захватили, однако казалось маловероятным, что они с нею справятся.

Революционный период заканчивается и устанавливается диктатура

Первое, что сделали победители, прямо на съезде, — приняли несколько декретов, которые должны были сделать новую власть популярной в народе.

«Декрет о мире», обращение ко всем странам с требованием немедленно прекратить войну без аннексий и контрибуций, адресовался не столько правительствам держав, сколько собственной армии, смертельно уставшей от войны. Одновременно вышел указ об отмене смертной казни на фронте. Оба воззвания увеличили поддержку ленинской партии среди солдат, но и окончательно развалили остатки дисциплины, повлекли за собой массовое дезертирство.

Декрет «О земле» (помещичья собственность на землю отменяется, наделы будут распределяться местными советами) перехватывал у эсеров главный пункт их программы и демонстрировал, что большевики — партия не только рабочего класса, но и крестьянства.

Троцкий признается, что декреты имели «более пропагандистское, чем административное значение». Намного труднее было претворить громкие лозунги в жизнь и тем более управлять государством, пребывающим в глубоком кризисе.

Там же, на съезде, большевики сформировали свой кабинет, назвав его «Советом народных комиссаров», потому что слово «министр» звучало по-старорежимному и потому что новой власти хотелось продемонстрировать преемственность с Парижской коммуной, первым социалистическим правительством, министерства которого именовались «комиссиями». Для Ленина и Троцкого российская социалистическая революция была всего лишь первым шагом к революции мировой. Всемирность и интернациональность подчеркивалась не только воззванием ко всем странам о прекращении империалистической войны, но и риторикой ранних деклараций совнаркома. Согласно марксистской теории, социализм и не мог существовать в одной-единственной стране, он должен был победить во всем мире.

Ключевые посты в правительстве были распределены в основном между членами Центрального Комитета. Ленин, естественно, стал председателем СНК. Троцкий возглавил наркомат иностранных дел — самым насущным вопросом являлись переговоры о мире. Наркомат финансов, без управления которыми существовать было невозможно, достался Ивану Скворцову-Степанову, который единственный имел хоть какое-то представление о практической экономике (до революции он занимался кооперативным движением). Военного и морского министров назначать не стали из-за сугубой важности этих должностей. Вместо этого учредили Комитет по военным и морским делам с коллективным руководством.

Прочие должности имели скорее символическое значение. У наркома внутренних дел за отсутствием полиции не было возможности выполнять свои обязанности. Нарком юстиции при ленинском пренебрежении к законам и законотворчеству мог считаться фигурой декоративной — новая власть собиралась править при помощи декретов и приказов. У наркома торговли (почти замершей) и промышленности (почти остановившейся) сфера деятельности, в общем, тоже почти отсутствовала. Наркомат земледелия утратил смысл, поскольку всю землю передали в ведение местных советов, тем самым запустив процесс стихийного раздела помещичьей собственности. Один из малозначительных наркоматов — по делам национальностей — получил столь же малозначительный член ЦК Иосиф Джугашвили-Сталин (который до Октября «политически просто не существовал», пишет про него Троцкий). В общем и целом это было не правительство, а декларация о намерениях.

Но и такой, почти номинальный кабинет сразу же рассыпался. Половина народных комиссаров отказались от постов, считая, что большевикам в одиночестве, без участия других социалистических партий, с управлением страной не справиться. Первым отверг должность наркома финансов Скворцов-Степанов, не решившись взять на себя ответственность за эту технологически сложную отрасль.

Однако это было только частью проблем, обрушившихся на «узурпаторов власти» — так большевиков называли практически все: и капиталисты, и социалисты, и демократы, и представители союзных держав.

Взятие Зимнего дворца еще не означало, что сопротивление Временного правительства сломлено. Его глава, не ставший дожидаться ареста, попытался взять столицу обратно.

Покинув Петроград накануне штурма, Керенский отправился в Псков, где находился штаб Северного фронта, чтобы командующий Черемисов выделил войска для подавления большевистского мятежа. Но генерал, очевидно, не надеявшийся, что солдаты выполнят приказ, объявил «нейтралитет». Поддержать министра-председателя согласился лишь командующий конным корпусом генерал-лейтенант Краснов, но и он смог собрать совсем немного людей, согласных драться: десять казачьих сотен да отряд юнкеров. Проблема, однако, состояла в том, что эти бойцы, хоть и враждебные большевикам, терпеть не могли Керенского — с их точки зрения он был предателем «корниловского движения». Гибнуть за то, чтобы Керенский вернул себе власть, красновцы не очень-то хотели.

Поэтому, дойдя до Царского Села и столкнувшись с силами, наскоро собранными Троцким, наступающие после небольшого боя остановились. Керенский надеялся получить подкрепления с фронта, надеялся на то, что в Петрограде вспыхнет антибольшевистское восстание. Но подкрепления не прибыли, а восстание, поднятое юнкерами трех училищ, не получило поддержки ни от гарнизона, ни от горожан и было быстро подавлено.

Зато большевики без труда мобилизовали плохо организованную, но многочисленную (до 12 тысяч штыков) армию из солдат и рабочих. 30 октября они перешли в контрнаступление. Бой «красновцев» с «красными» длился недолго. Казаки вступили в переговоры, добиваясь только того, чтобы им позволили беспрепятственно уйти домой, на Дон. Керенский бежал, Краснов сдался. Военная угроза миновала.

Но и это еще не означало, что новая власть окончательно утвердилась.

Большевики овладели только Петроградом, но проблема была не в этом. Расчет Ленина на то, что достаточно подчинить себе столицу, и вся страна, привыкшая повиноваться центру, тоже подчинится, оправдался. Более или менее серьезное сопротивление сторонники Временного правительства оказали лишь во второй столице, Москве, где кровопролитные уличные бои длились целую неделю. В целом же передача власти Советам по всей стране прошла более или менее гладко — в большинстве губерний хватило сообщения из столицы о том, что теперь государством управляет какой-то Совет Народных Комиссаров. Иное дело, что передавать было особенно нечего: власть почти повсюду