правильно понял вопрос приятеля. Из-за дороговизны водки суомцы часто пили ее вперемешку с пивом и вином, чтобы сильнее ударило в голову за меньшие деньги… И сыщик энергично потребовал:

– По-нашему, по-русски. Я угощаю!

– Коли так – поехали!

Как настоящий финляндец, Юнас был не дурак выпить. Вихтори тоже не уронил чести нации. А Лыков имел заслуженную репутацию человека, крепкого во всех смыслах. В результате они опорожнили на троих пять бутылок водки и съели трех фазанов. Царь-батюшка только что именным указом запретил охоту на эту дичь по всей Финляндии с 1 декабря текущего года до 14 ноября следующего. Рестораторы спешно делали запасы на год вперед.

Порядком захмелев, Алексей Николаевич спросил коллегу:

– Тебе доставили подарок от меня? Со станции Тюрисева.

– А, этого… Решетькова? Доставили. Сидит в камере временного содержания.

– Что ты с ним собираешься делать?

Кетола блаженно икнул и ответил:

– В обычной ситуации помотал бы тебе нервы, поглумился, а потом, так и быть, вернул бы негодяя в Россию. Он действительно убийца, я проверил.

– А в нынешней ситуации?

– Готов отдать его прямо сейчас, без глумлений. Забирай своего мерзавца!

– Этапируй его в Белоостров и пошли телеграмму Филиппову. Хорошо?

– Будет сделано. Давай еще бутылку, а? Восемьдесят тысяч марок… Куплю себе моторную лодку и стану ездить на озера, на рыбалку.

В два часа ночи Вихтори с Алексеем Николаевичем отправили бесчувственное тело начальника сыскной полиции домой на таксомоторе. И временный помощник повел своего временного шефа в гостиницу. По ходу ужина как-то само собой получилось, что питерец стал «тыкать» бывшему ленсману, а тот воспринял это как должное. Оба были вполне вменяемы, и неожиданно между ними завязался очень интересный для Лыкова разговор.

Он спросил у парня, какое жалованье полагается кандидату на должность. Тот ответил:

– Сто тридцать три марки, или пятьдесят рублей на ваши деньги.

– Мало. А сколько из них уходит на жилье? У нас это самая большая статья расхода.

– О, тут мне повезло! Господин Кетола очень помог – устроил в полицейский резерв.

У статского советника хмель мигом улетучился из головы. Удачный повод, чтобы расспросить суомца! Он начал так:

– Полицейский резерв я хорошо знаю, поскольку читаю там лекции в школе. За год знаешь сколько проходит через мои руки народу? Почти четыреста человек. Это если считать и городовых, и околоточных надзирателей, и таких, как ты, кандидатов на должность чиновника.

– А что вы им читаете? – заинтересовался помощник.

– Криминалистику, словесный портрет, приемы задержания и прочее.

– Отчего так мало курсантов?

– Как мало? Четыреста для тебя мало?

Вихтори повел крепкими плечами:

– В полицейском резерве Гельсингфорса больше тысячи восьмисот курсантов. Мы занимаем большую казарму в Альчере, напротив старого лютеранского кладбища, а еще приходят со своих квартир.

– Как-то многовато… Ну, начальству виднее. Два месяца можно и поучиться на казенный счет.

– Почему два месяца? У нас нет ограничений. Люди служат в резерве на постоянной основе. Это как бы запас для уличной полиции. Случись беспорядки или там стихийное бедствие, наши парни придут на помощь.

Лыков вновь разыграл недоумение:

– Полицейский резерв в Петербурге тоже играет роль запаса. А вернее, учебной команды. Когда приходят новички на должность городовых, они же ничего не знают: ни законов, ни положений, ни прав, ни обязанностей. Если их сразу выставить на пост, будет или превышение власти, или преступное бездействие. Вот мы, старые чины, их и учим. Два месяца для городовых наружной полиции, три – для речной и для смотрителей полицейских домов. А кандидаты на должность околоточного учатся три месяца по усложненной программе: уставы, законодательство. Дальше экзамен. Если с первого раза не сдал, остаешься на второй срок. Снова не сумел – тебе указывают на дверь; значит, ты не способен служить в полиции. Кроме учебы предусмотрены и практические занятия. Курсантов отряжают в помощь главным силам, так сказать. Наряды на гуляньях, церемониях, массовых зрелищах, крестных ходах. Еще когда надо усилить или заменить утомленных чинов участковой полиции.

– И после двух несданных экзаменов выгоняют? – удивился Вихтори.

– Да. Кто сдал экзамен, рано или поздно получает место в наружке. Там всегда текучесть кадров, люди постоянно нужны. Некоторые застревают в резерве надолго и годами ходят караулить массовые гулянья. Но после сдачи экзамена! А тех, кто не сдал, зачем содержать?

– Странная у вас система… Наши резервисты учатся постоянно. Стрелковое дело, маневрирование на местности, картография. Зачем же выгонять обученного человека? Это именно что запас, резерв, а не учебная команда.

– Хм. А где вы берете деньги, чтобы кормить сверх штата почти две тысячи резервистов? У нас Министерство финансов удавится, но лишней копейки не даст.

– Открыть тайну? – ухмыльнулся финн. – Это те средства, которые мы должны платить вам вместо отбытия воинской повинности. По десять миллионов марок в год. Мы их не платим, а расходуем на свои нужды. Тысяча восемьсот человек только в столице. Намного больше их в городах Эстерботнии, там еще несколько тысяч. Ну а для меня жить в казарме очень выгодно: это помогает сводить концы с концами. Если еще удастся заслужить награду за поимку вашего жулика, то…

– Жулик ваш, а не наш, он же Раутапяя, а не Иванов, – со смехом перебил парня статский советник и благоразумно сменил тему разговора.

Наутро шеф с помощником появились в губернской тюрьме. Она была окружена со всех сторон жилыми домами в пять и шесть этажей. Внутренняя жизнь узилища оказалась таким образом на виду у обывателей. В России Лыков такого давно не встречал. До девяностых годов прошлого века петербургская пересыльная тюрьма в Демидовом переулке тоже торчала посреди доходных домов, но ее давно перенесли за лавру, на берег реки Монастырки…

Смотритель уже получил письменное распоряжение от полицмейстера и был готов к встрече рюсся. Похоже, деньги, обещанные обворованным фабрикантом, открывали все двери. Без лишних проволочек сыщики быстро оказались в допросной. С той стороны стола сидел прыщавый малый лет сорока, с плутовской физиономией; он был одет в легкомысленный лиловый костюм.

– Почему не в арестантском бушлате? – спросил Лыков у кандидата на должность.

– В губернских тюрьмах сидельцам разрешают носить свою одежду, если они способны содержать ее в исправности и это не мешает охране. Экономия расходов!

– А почему тут так воняет?

– Потому, что нет канализации. И много еще чего нет, например своей больницы.

Пюльсю вдруг сказал с сильным акцентом:

– Я понимаю ваш язык.

– Да? Тем лучше. Я чиновник Департамента полиции Лыков. Приехал сюда, чтобы поймать твоего приятеля Хейкки Раутапяя. Интересно?

– Не очень. Что он натворил? Мы русских ищеек просто так к себе не пускаем.

Статскому советнику захотелось взять финляндца за ворот и