что на кону стоит выживание и государыни, и моей семьи, как все вопросы отпали сами собой. Поэтому я включился в работу, то есть, дослушал монолог Язвы, раскидал щупы и заявил, что не подведу. А когда почувствовал в эмоциях Дарьи Ростиславовны искреннюю радость, переключился в режим Баламута: принял активнейшее участие в обсуждении вариантов «самой правильной» композиции, вложил максимум Силы в чувство леса, порядка четверти часа изнывал от предвкушения, а после того, как увидел в общем коридоре нужный силуэт, заявил, что пора.

Язва сползла чуть пониже, приспустила одеяло до середины своей спины, положила голову мне на грудь и обхватила за талию, а Долгорукая, наоборот, переползла повыше, оккупировала плечо и подтянула свой край одеяла так, чтобы оно скрыло шорты и плотный спортивный топ, зато привлекло внимание к «обнаженной» руке, обнимающей меня за шею. Потом, подумав, закинула колено на мое бедро и удовлетворенно закрыла глаза.

Я, в отличие от нее, удовлетворения не ощущал: если объятия Шаховой никакого дискомфорта не вызывали, то подобная близость Бестии более-менее нормально воспринималась только «в комплекте» с острой болью в ее душе. А тут боли почти не было, а спокойная уверенность в правильности происходящего ее не заменяла. Впрочем, рефлексировать было некогда, так что я, мысленно вздохнув, опустил руки на плечи «своих женщин» и сделал вид, что сплю.

«Дрых» от силы полминуты. А когда услышал шелест открывающейся двери, «проснулся», сфокусировал взгляд на ошарашенном лице старшего родственника и недовольно поморщился:

— Дед, искренне рад тебя видеть, но, как бы, не один. И если проблемы могут подождать, то хотел бы выспаться, ибо до смерти устал…

— Подождут. Прости. Ухожу… — отрывисто пробормотал он и исчез.

Я проследил за ним до двери в общий коридор, а затем убрал правую руку с плеча государыни, закинул за голову и усмехнулся:

— Все, он выпал в осадок и теперь начнет рвать и метать. Первым делом пройдется по дежуркам и выяснит, через какой вход мы прибыли на Базу. Потом насмерть затерроризирует дежурного, изымет пленочный фотоаппарат и напечатает пару-тройку снимков. Когда узнает тебя, Даша, отправится допрашивать матушку. После этого часик побуйствует у себя в мастерской и решит, что процесс, который нельзя остановить, надо провести так, как выгодно нам, Елисеевым…

…Мой прогноз оказался достаточно точным: после «допроса» матушки дед крушил мастерскую порядка пятидесяти минут, а потом обошел членов Совета Базы и пришел поднимать меня. В этот раз, естественно, в спальню не врывался — постучал в дверь, дождался моей реакции и сообщил, что ровно в одиннадцать ноль-ноль мы должны быть на внеочередном заседании.

Я посмотрел на часы, подмигнул проснувшейся Бестии и выкрикнул ожидаемый ответ:

— Понял, будем!

Потом откинул одеяло, легонечко толкнул в плечо Язву, следом за ней встал с кровати и вздохнул:

— Идем мыться. Вместе. Ибо в Совете дураков нет, паранойя может включиться у кого угодно, а проверить, действительно ли мы близки, можно и опосредованно. И пусть камеры СКН сдохли еще в день Эксперимента, зато есть возможность выяснить текущий уровень потребления кислорода в каждом отдельно взятом помещении, расход воды и так далее.

— Знаем, Оторва говорила… — равнодушно сказала Шахова, подхватила с кресла свой халат, закинула на плечо и пошла к двери, а Долгорукая, как-то почувствовав, что именно меня напрягает в этой «игре», встала, подошла ко мне и взяла за руку:

— Рат, выброси из головы ВСЕ сомнения, заставь себя поверить, что я принадлежу тебе, и делай все, что считаешь нужным!

Щуп очередной раз подтвердил ее искренность, и я последовал совету — отправился в ванную вместе с обеими дамами, постоял лицом к стене, пока Долгорукая принимала душ, и в том же режиме ополоснулся сам. Потом вернулся в спальню и пялился в другую стену все время, пока натягивал штаны от комбеза, футболку и кроссовки на босу ногу, крепил на пояснице ножи и ждал Бестию с Язвой. А когда дамы, одевшиеся приблизительно в том же стиле, нарисовались в поле зрения, вышел в коридор и столкнулся со «взволнованной» матушкой.

— Про созыв Совета уже слышали? — протараторила она, явно играя для отца, ощущавшегося в гостиной, придирчиво оглядела моих спутниц с головы до ног и удовлетворенно кивнула.

— Ага! — кивнул я, прошел оставшиеся несколько метров, перешагнул через очередной порожек и улыбнулся: — Привет, пап! Извини, что не стал будить — у тебя был слишком замотанный вид, и я решил, что ты опять зависал в мастерской до потери пульса.

— Привет, сынок! — с небольшим напряжением в голосе поздоровался он, от души пожал мне руку и прикипел взглядом к Бестии, появившейся в дверном проеме: — Познакомишь?

— Конечно, познакомлю! — воскликнул я и повернулся к дамам: — Лару ты уже знаешь, так что имею честь представить свою вторую женщину: Дарья Ростиславовна Воронецкая. Прошу только жаловать, зато от всей души! Даш, знакомься — это мой любимый батюшка, Игорь Святославович. Само собой, Елисеев. Он же Штык, ибо заслуженно считается лучшим оружейником общины засечников.

— Очень приятно! — почти одновременно выдохнули оба. Но при этом «вторая женщина» выглядела абсолютно спокойной, а шокированный отец старательно скрывал одурение.

В этот момент в комнату ворвалась матушка, заявила, что мы начинаем опаздывать, подхватила своего благоверного под локоток и вытащила в общий коридор. Судя по некоторым нюансам поведения, она почему-то пребывала в самом мрачном из всех боевых режимов, то есть, была готова вцепиться в глотку кому угодно. И это добавило толику уверенности Долгорукой. Но я все равно склонился к ее ушку и еле слышно прошептал:

— Я поверил. А ты?

* * *

…Зал Совета встретил нас мертвой тишиной и тяжелыми взглядами исподлобья. Но взглядами меня было не напугать, так что я спокойно оглядел собравшихся, мысленно порадовался, что дядька Пахом все-таки добрался до Базы, и провел своих дам к свободным креслам. А когда помог опуститься на сидение Бестии, услышал недовольный рык Генриха Оттовича:

— А кто разрешал вам садиться?

— А кто мне это запрещал? — равнодушно спросил я, поухаживал за Язвой, сел сам и уставился на председателя. — Вы меня в чем-то обвиняете?

— Ты привел на Базу Императрицу Дарью Ростиславовну!

— Я привел на Базу НЕ Императрицу, а свою женщину. Знакомьтесь: Дарья Ростиславовна Воронецкая!

— Это игра словами! — выкрикнул Хома и гневно сжал сухие кулачки, покрытые пигментными пятнами.

— С чего вы это взяли? — холодно усмехнулся я и уставился ему в глаза: — Были в Большом Мире? Знаете последние новости? В курсе моих личных отношений?

— В Большом Мире был я! — угрюмо сообщил Гаранин. — Там слышал очень много