Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что случилось?
— Попробуй-ка. — Она протянула мне ложку, в которой белело тесто.
— Зачем?
— Попробуй.
Я потянул ложку ко рту и отшатнулся — из нее разило чем-то едким с примесью, как мне казалось, ацетона.
— Господи, Зинаида Андреевна, что это? Дихлофос?
— Значит, мне не показалось, — мрачно констатировала она и с ожесточением сунула ложку в месиво в миске.
— Что вы туда насыпали?
— «Насыпали, насыпали»! — передразнила она меня. — Пакеты надо ставить дальше друг от друга, вот что. Испортил мне пирог. Радуйся теперь.
Я догадался, что произошло, и стал смеяться.
— Стиральный порошок, — констатировал я. Она перепутала кули и зачем-то взяла тот, который был с порошком, хоть он и стоял под мойкой, а мешок с мукой — на полке. Ее мое веселье не обрадовало.
— Ты уверен, что порошок?
— Еще бы.
— Попробуй еще раз. — Она все еще надеялась, что свершится чудо и порошок обратится в муку. Ложка снова потянулась ко мне. — Может, ты все-таки ошибся.
— Нет, спасибо. — Я еле увернулся от подношения.
— А там три яйца. Маргарин. Молоко, — мрачно констатировала она убытки.
Она долго еще вздыхала, глядя вдаль. Я достал ей свежую порцию яиц и вернулся к уборке. Увлекшись тем, что приговаривал мысленно к снесению на помойку то один предмет обстановки, то другой, я не сразу понял — что-то происходит на другой половине квартиры. Я заглянул в ванную.
— Что вы делаете, Зинаида Андреевна, стираете? Не стоит, я могу и сам.
Она буркнула что-то и посмотрела на меня странно. В руке она держала свою ночную рубашку, барабан машины был уже заполнен одеждой практически под завязку. Я уже собрался было уйти, как заметил миску с месивом, что стояла здесь же на табуретке. Содержимого в ней явно поубавилось.
— А зачем вы принесли сюда кашу-малашу? — поинтересовался я.
Она опять пробубнила что-то невразумительное. И тут меня осенило. Я протянул руку, чтобы заглянуть в отделение, куда засыпался стиральный порошок, но получил удар по пальцам.
— Зинаида Андреевна, — вкрадчиво начал я, — вы что же, решили постирать белье этим, мм, тестом?
Она взглянула на меня с откровенной злобой.
— Дайте мне посмотреть, что вы засыпали в машинку.
— Нет.
Значит, я был прав.
— Откройте машинку, или она сломается!
Она не испугалась и еще крепче вцепилась в приборную панель.
— Вы вообще не в себе? Вы не отдаете себе отчета в том, что делаете? Доктору, может, позвонить?
— Иди отсюда и не мешай мне.
— Зинаида Андреевна, насколько я знаю, вы не стали свидетелем ленинградской блокады. Вы не голодали. Откуда такое крохоборничество, объясните, — меня явно несло не туда, но я не мог уже остановиться.
— Там порошок, — не сказала — выплюнула она, — в самый раз для стирки.
— Да. И еще яйца, мука и маргарин!
— Яйца даже полезно для белья.
— Выньте это немедленно.
— Не выну.
— Засыпьте нормальный порошок. Я куплю вам еще. Не надо дурить.
— Меня устраивает и этот.
— Перестаньте сходить с ума! Выкиньте эту гадость!
Она смотрела на меня, как, вероятно, смотрит крыса, которая не может сбежать и вынуждена обороняться.
— Вынимайте.
Она неожиданно ловко захлопнула крышку барабана и потянулась к стартовой кнопке. Я перехватил ее руку.
— Послушайте меня, — сказал я медленно, чуть ли не задушевно. — Или вы это сейчас выбрасываете, или я вас заставлю это съесть. Я не шучу. Ну?
Прошло несколько томительных секунд. Наши взгляды встретились. Если бы она отступила тогда, я бы, возможно, еще ее пожалел. Не посмел бы. Не решился. Но она снова потянулась к кнопке. Я перехватил ее кисть. Легко, чтобы не делать ей больно. В мои планы не входило убивать ее так прямолинейно, грубо, рискованно.
Но она вдруг закричала истошно:
— Караул! Помогите!
Дотащив ее до комнаты, я усадил ее рывком в кресло и встал над ней, скрестив руки на груди. Она смотрела на меня снизу вверх, бормоча что-то, вероятно, то были проклятия, — но совершенно уже спокойная. Видимо, насытив свою вампирскую душу ионами ярости, что летали вокруг нас, она почувствовала себя лучше. Попила моей крови и радовалась.
Раздался звонок в дверь.
— Я слышала крик. Все ли у вас хорошо? — испуганно спросила соседка Зинаиды, старушка с носиком-хоботком. И уставилась с тревогой на Зинаиду. Та только вздохнула, и закрыла лицо рукой.
— Все хорошо, — отрезал я, — мы с Зинаидой Андреевной не сошлись во взглядах на стирку. Она считает, что лучше стирать тестом, а я — что средством для стирки.
Я услышал всхлип Зинаиды. Тихий, пробный. Захлопнул дверь.
— Растерзать меня решили, да? — прошептала Зинаида. В интонации слышалась уже капитуляция.
Я продолжал молча убираться.
— Подлые вы люди, — тихо причитала она. И, как будто приноровившись, затараторила уже громче: — Подлые, подлые. Уууууу.
Согнувшись в три погибели, я водил тряпкой по плинтусу, стараясь не прислушиваться. «Терпи. Это всего лишь дряхлая бабка, — говорил я себе, — старое мерзкое полубезумное существо. Скоро она умрет. Она уже одной ногой в могиле. Не поддавайся на ее провокации. Не поддавайся. Не поддавайся. Если ты сейчас вступишь с ней в полемику, ты дашь дракону пищу. Ее может извести только невнимание».
Глаза Зинаиды следили за каждым моим движением. Я открыл дверцу секретера, где притаились бумажные обрывки и обрезки.
— Не вздумай устроить мне там раскардак, — предупредила она. — Знаю тебя. Слона зачем переставил?
Проигнорировав ее замечание, я погрузил руки в пыльные внутренности шкафа и стал извлекать на свет божий этот хлам. Что заставляет человека жить в такой убогости? По собственной воле она окружила себя всем этим рваньем. Когда-то Зинаида Андреевна была молодой и наверняка не представляла себе, что встретит старость лишь в обществе меня и рухляди. Во сколько лет, интересно, началась у нее эта любовь к накопительству? Вероятно, это проявилось не сразу. Но как это бывает? Было же что-то, с чего все началось. Может, в один прекрасный день она вдруг не выбросила в ведро использованный чайный пакетик, решила — уберу потом. И в результате решила вовсе не выбрасывать. Потом подумала, что эту поломанную фоторамку, возможно, удастся починить. Как одна больная раком клетка, отравляющая все вокруг себя, присоединяет к себе соседние клетки, так и эти вещи стали первоосновой накопленного впоследствии барахла. Наверное, страсть к скопидомству овладела ею вкрадчиво и развивалась постепенно, так что безумие было поначалу незаметно, а когда окрепло окончательно, то Зинаида Андреевна уже привыкла жить с ним. Давно уже нет людей, которые помнят ее кудрявой круглолицей стройной девушкой (на фотографии, что она мне показала, она была во вполне симпатичном платье, которое было ей чуть-чуть маловато). Не осталось никого, кто мог бы рассказать мне, как случился этот роковой разлом в ее жизни. Разве что ее племянник Саша, да где он теперь.