— Лет сорока, может, больше, может, меньше.

— Да, дела. Я уж думал, прошли те времена, когда людей пачками клали из-за разной мелочи.

Уланов вздохнул:

— Оказывается, еще не совсем прошли.

— Да. Куришь?

Уланов утвердительно кивнул:

— Курю.

Водитель со своего места приоткрыл окно.

Майор закурил.

Таксист поинтересовался:

— А служил где и на какой должности? Офицер? Прапорщик? Контрактник?

Роман улыбнулся:

— А тебе, Матвеич, какая, собственно, разница?

— Да никакой, но надо же о чем-то говорить?! Нет, если хочешь вздремнуть, то базара нет, отдыхай, помолчу.

— Дома отдохну. А служил я в штабе дивизии мотострелковой, в московской области, должность… так себе… помощник начальника штаба, майор. Теперь в запасе. Не воевал. Короче, штабная крыса. Этого достаточно?

Таксист кивнул:

— Достаточно, но не похож ты на штабиста, но это не мое дело. Чего рано уволился? Или уволили?

— Сократили. Должность лишней признали, а ехать на новое место службы на Дальний Восток отказался.

— Понятно. На хрена он сдался, этот Дальний Восток после Подмосковья. На пенсию-то хоть наслужил?

— Будет пенсия, вопрос, какая?

— Все больше, чем я получаю. Нам со старой по двенадцать тысяч родное государство определило.

Уланов поддерживал разговор, хотя особого желания к этому не испытывал, но и обижать этого добродушного дядьку не хотелось.

— Если на двоих, то не сказать, чтобы мало.

— За хату заплати, за ЖКУ, тепло, свет, воду, а теперь еще и за капремонт какой-то, лекарства купи, старая моя последнее время здоровьем сдала, а сколько стоят таблетки в аптеке, сам знаешь. Хотя откуда тебе знать, молодому и здоровому. И остается тысяч десять. Проживешь на них месяц? Вот и подрабатываю. Хоть это не запретили.

Роман спросил:

— А как же льготы? Вам, пенсионерам, — он рассмеялся, — а теперь и мне льготы положены.

Водитель бросил взгляд на него, не теряя контроль за трассой:

— Правильно сказал, что теперь и тебе льготы положены. Узнаешь, как это у нас эти самые льготы получить. Задолбишься по конторам разным бегать да справки собирать. Там и подохнешь в очереди за этими льготами. Не страна, а…

Он открыл окно, сплюнул на дорогу:

— Бардак, короче. Я вот чего, майор, понять не могу. Неужели у нас из ста сорока миллионов пару сотен способных мужиков и баб подобрать не могут, чтобы управлять страной народу на пользу, а не во вред?

— Эка взял пару сотен. Ты футбол смотришь?

— Болельщик с детства и все время за «Спартак», а что?

— У нас одиннадцать футболистов из ста сорока миллионов, ну может меньше, потому как мужиков найти не могут. Ведь как играют? Позорище.

— Ну это ты слишком. Иногда и немцев, и англичан, и португальцев громят.

— Вот именно, что иногда.

— Сам-то за кого болеешь? А, ну да, за ЦСКА, ты же военный.

— Не угадал, мне все равно кто играет, лишь бы футбол был интересный, а не мудовы страдания. За сборную да, но это святое.

Уланов выбросил в свое окно до фильтра выкуренный окурок.

Таксист продолжил разговор:

— А я в Чехословакии служил, в танковом полку, наводчик.

— И как там, в Чехословакии, было?

— У меня сосед недавно в Чехию ездил, и чего разъединились Чехия и Словакия, дружно, хорошо ведь жили, так он рассказывал, как и что там сейчас. И знаешь, судя по его рассказу, в конце семидесятых там лучше было, но это, конечно, по сравнению со Свазом.

— С чем? — удивился Уланов.

Таксист усмехнулся:

— Сваз по-чешски Союз.

— А?!

— Я рядовым оттуда и джинсы, и батники, и хрусталя немного, и подарки родителям да сестре привез тоже, что тут за хорошие деньги не купить было. А я за семьдесят крон чешских в месяц приобрел. Это по тогдашнему курсу семь рублей. За год скопил шестьсот крон, шестьдесят рублей, и на это купил. Тогда же у нас одни джинсы можно было за двести рублей легко загнать. Но сам носил, форсил.

— Крутым на то время был.

— Не то слово, девки за мной знаешь как бегали?! Но время летит, и где эти «золотые» времена?

— Ну прям уж и золотые.

— Когда молодой, майор, все вокруг прекрасно.

— Это верно.

Трасса в это время суток была пуста, поэтому сто пятьдесят километров пробежали быстро. Слева и справа пошли мотели, отели, рестораны, кафе, шашлычные, заправка. На посту ДПС лениво прогуливался инспектор. Не его время. Водители фур сейчас отдыхают. Вот перед сменой через час может и выловит старший лейтенант кого. А пока он зевал, постукивая себя по ноге дорожным жезлом.

На «Логан» он не обратил никакого внимания.

Проехали микрорайон, у автовокзала таксист сказал:

— Ну а теперь, Роман, показывай дорогу.

— До железнодорожного моста, он будет пересекать дорогу сверху прямо, потом за ним на светофоре направо.

— Хорош, это бы запомнить.

Он довел машину до светофора:

— Значит, направо?

— Да. Потом налево и у следующего светофора опять налево.

Так, ведя штурманом автомобиль, Уланов доехал до девятиэтажного дома.

— Здесь, командир.

— Это ты командир, я рядовой, — притормаживая, ответил таксист.

Встал у первого подъезда.

Уланов достал три тысячные купюры, протянул водителю:

— Держи, Матвеич, как договаривались.

— Угу!

Он взял деньги, засунул в карман рубашки. Открыл багажник.

Вовсю уже светило солнце, но народа не было. Уланов забрал сумку, чемодан, пожелал таксисту:

— Счастливо обратно доехать.

— Спасибо. И тебе удачи, майор.

Матвеич уехал, Уланов зашел в подъезд, вызвал лифт, поднялся на четвертый этаж. Достал ключи и вошел в квартиру № 14, из которой пахнуло чем-то далеким, родным и немного затхлым.

Оставив чемодан и сумку в прихожей, он прошел в гостиную, где стоял диван, два кресла, стенка с телевизором, видеомагнитофоном и музыкальным центром, книжный шкаф и торшер. На полу старый ковер, на потолке хрустальная, привезенная отцом из командировки на Кубу люстра. Раздвинул шторы, сдвинул тюль, открыл окно, то же самое проделал в спальне, где из мебели была двуспальная кровать, платяной шкаф, трюмо, на полу палас, на стене картина и бра, простенькая люстра, что и в гостиной. Свежий воздух пошел в квартиру.