— Простите, что я вмешиваюсь, — нервно произнесдиректор Центра, — но мне кажется, что я просто обязан вмешаться. Вчеравашими людьми арестованы полковник Сырцов и его заместитель подполковникВолнов. У меня есть серьезные возражения по этому поводу. Ни Сырцов, ни Волновне виноваты в случившемся. Полная ответственность за все лежит на мне. И япрошу немедленно освободить этих офицеров из-под ареста. Мне кажется, чтоарестовывать людей без достаточных оснований незаконно.

«Хорошо ему говорить, — подумал Земсков, — он ведьзнает, что в любом случае его никто пальцем тронуть не посмеет. Академик,Герой, лауреат. В лучшем случае отправят на пенсию, и будет он жить в своейшикарной московской квартире и читать лекции студентам в университете…»

— Игорь Гаврилович, — постарался помягче ответитьон, — вы же знаете, что ЯЗОРДы пропали. Ваша работа — в их создании иисследовании, а работа наших офицеров — их охрана. Два контейнера оказалисьпустыми. Значит, виноваты офицеры. Разберемся и отпустим, мы просто так никогоне сажаем.

— Очень знакомая формулировка, — неожиданно громкопроизнес Финкель, — но вообще-то Игорь Гаврилович прав. Нельзя просто такарестовывать людей.

«Еще один адвокат нашелся», — подумал генерал. Он хотелчто-то сказать, но его опередил генерал Ерошенко. Он заметил нарастающеераздражение своего коллеги и решил прийти ему на выручку, проявляякорпоративную солидарность всех контрразведчиков. В конце концов, здесь можнобыло проявить благородство, которое, во-первых, попадет в официальный протокол,а во-вторых, укажет на принципиальную позицию самого Ерошенко. В конце концовглавным ответчиком все равно будет Земсков. Он председатель комиссии. Ему идостанутся все шишки.

— Из-за нашего разгильдяйства и расхлябанности мы несембольшие потери, — нравоучительно сказал Ерошенко. — Если бы молодыелюди, которые так нелепо погибли, не пошли на контакт с представителямипреступного мира, никто не стал бы их убивать. Значит, им что-то предложили, иони согласились. Иногда нужно удержать человека от опрометчивых шагов. Может,мы сейчас помогаем Сырцову и Волнову, спасаем их от необдуманных решений илипоступков. Люди они смелые, горячие, импульсивные. Вдруг кому-то из них придетв голову, что он лично виноват в случившемся. И он захочет застрелиться. А ведьу каждого из них семья…

— То есть вы их сажаете для спасения, — веселоуточнил Финкель.

Ерошенко побагровел. «Сидел бы на месте этого евреякто-нибудь другой… В армии таких не встретишь. Они все идут в ученые, вакадемики, в доктора», — зло подумал генерал. Но сдержался. Он знал, ктотакой Финкель, и понимал, что здесь не место для споров с академиком.

— Мы должны разобраться, — терпеливо пояснилЗемсков. — Офицеры не арестованы, они пока задержаны и отстранены отвыполнения своих обязанностей до выяснения ситуации. И потом — какой арест вусловиях Центра? У вас ведь тюрьмы нет, насколько я знаю? Просто они находятсяпод домашним арестом, и, когда все выяснится, я сам с удовольствием открою имдвери.

— Я продолжаю настаивать, чтобы все меры, касающиесянаших сотрудников, полностью применялись и ко мне, — запальчиво произнесДобровольский.

— Нет, — разозлился Земсков, — вы ученые, аони офицеры. Есть такое понятие как присяга, Игорь Гаврилович. К человеку впогонах всегда повышенные требования. И потом, это зависит не только от меня.Когда разберемся, я доложу в Москву и обязательно сообщу о вашем мнении.

Он снова посмотрел на список. Двадцать четыре человека.Такой список можно проверять целый месяц. Он поднял голову и встретил взглядКудрявцева.

— Вы что-то хотите сказать? — спросил он.Единственный из ученых, Кудрявцев был одет не просто хорошо, а элегантно. Нанем был довольно модный галстук, отлично сидевший костюм, дорогие ботинки. Вотличие от остальных академиков, явно не следящих за современной мужской модой,Кудрявцев походил на преуспевающего американского бизнесмена или политика.

«И чего его потянуло в этот поселок, — подозрительноподумал Земсков, — сидел бы где-нибудь в Нью-Йорке…»

— Мне кажется, что поиски виновников случившегосясейчас не самое главное, — пояснил Кудрявцев. — Важнеепроанализировать ситуацию и понять, куда могли деться ЯЗОРДы.

— А мы чем, по-вашему, занимаемся? — грубо, несдержавшись, ответил Земсков. Он не сдержался именно потому, что всепроизнесенные в кабинете слова фиксировались на пленку, а это был невольныйупрек именно ему. Кудрявцев развел руками. — Нужно составить еще одинсписок, — приказал Земсков, глядя на Машкова. — Всех, кто в последниемесяцы контактировал с погибшими учеными. В том числе проверить их связи вдругих городах. Нужно узнать, почему жена этого Суровцева гуляла и гуляет поФинляндии, пока он сидел в Центре. У нее так много денег? На какие деньги онагуляет?

— Они, по-моему, в последние годы не жиливместе, — снова вмешался Кудрявцев.

— Тем более, — кивнул генерал, — почемуразошлись? Почему она уехала от него? И проверьте все связи второго. Как егозвали?

— Эрик Глинштейн, — сразу ответил Машков. —Он довольно долго работал в Центре. Но он был холост.

Услышав, что еще один из ученых был евреем, Ерошенко шумновздохнул. Он не был антисемитом, просто его раздражало засилие представителейодной национальности в науке, сфере, которую он курировал. Ерошенко никогда непризнался бы себе, что все его комплексы имели в своей основе одну конкретнуюпричину. Его собственный сын дважды провалился на вступительных экзаменах винститут, тогда как еврейский мальчик, с которым сын просидел за одной партойдесять лет в школе, учился уже на третьем курсе МГУ и был вечным укором сынугенерала, сумевшему поступить только с третьего раза.

Ведь если разобраться — в основе любой «фобии» всегда лежатконкретные, низменные причины. Человек не может вот так просто нелюбить другогочеловека только за форму его глаз или носа. Он должен внушить себе, или емудолжны внушить, что именно благодаря иному разрезу глаз или форме черепапредставитель другого народа имеет больше шансов на успех. И тогда в человекепросыпается первобытное чувство ревности к более удачливому сопернику. На охотеили на рыбалке, в науке или в искусстве, суть не в этом. Важны конкретныепричины, позволяющие одному ненавидеть другого и подводить под эту ненавистьхоть какое-то обоснование.

— Проверьте второго, — подтвердил Земсков. —Судя по всему, именно их участие в похищении ЯЗОРДов толкнуло убийцу на стольизощренное преступление. Нужно будет обратиться к жителям вашего городка, ИгорьГаврилович, пусть они сдадут все оружие, которое у них есть. В том числе иохотничье.

— Какое здесь оружие? — удивился директорЦентра. — Две-три винтовки. Иногда ходят на охоту. У меня тоже есть домавинтовка. Вы думаете, что кто-то из наших?..

Он растерянно оглядел присутствующих. Финкель опять о чем-тошептался с Архиповым. Земскову это начинало надоедать. В конце концов, ИгорьГаврилович хоть и академик, но член комиссии и обязан быть хотя бы немногодисциплинированным.