Род Kolpochoerus тоже не отставал: от Северной до Южной Африки расселился вид K. heseloni, просуществовавший с 3,26 (или даже с 4) по 0,7 млн л. н. В целом он был похож на современную лесную свинью, только с очень большими клыками. Морда с развёрнутыми скулами сходилась в узкое рыло, нижняя челюсть была очень массивной. Согласно огромному ареалу и временному промежутку, вид был очень изменчивым, так что имеет огромное количество альтернативных названий, например K. limnetes. Специфическая стёртость зубов указывает на несколько нестандартное для свиней поведение, хотя трудно сказать, в чём это выражалось. С трёх до одного миллиона лет назад длина третьих нижних моляров выросла фактически вдвое, коронка моляров стала высокой; изменилось и строение конечностей, хотя хорошими бегунами кольпохерусы так и не стали. Древнейшие представители держались в лесах и ощипывали побеги и листья, позднейшие освоили буш и переходили на траву. K. heseloni был чрезвычайно успешен – он даже вышел за пределы Африки в Израиль. Тем интереснее, что в Южной Африке его нет в тех местонахождениях, где найдены австралопитеки, но есть в тех, где австралопитеки отсутствуют.

Наконец-то в Восточной Африке появляются и очевидные предки современных кистеухих свиней – Potamochoerus afarensis (4,3–3 млн л. н.). Его скуловые дуги были направлены вниз, отчего он был не такой харизматичный, нежели другие синхронные виды, и вообще примитивнее самых продвинутых кольпохерусов. Но, как нередко бывает в эволюции, именно это и позволило его потомкам в итоге выжить – недаром с тех времён сохранилась поговорка «старая проверенная адаптация лучше новых двух».

Вероятно, одно из главных отличий свиней и гоминид, которое позволяло им столь долго сосуществовать, – разница суточного ритма. Свиньи преимущественно ночные животные, тогда как гоминиды с самого начала были дневными (а ночное полуобезьянье прошлое к этому времени было давно забыто). Кстати, дневной образ жизни спасал наших предков и от столкновения с большинством хищников, и, видимо, был причиной потери шерсти и развития отличной терморегуляционной системы, позволившей потом расселиться из Африки в другие широты; впрочем, мы отвлеклись.

Как видно, плиоценовые свиньи массово отказывались от мяса в пользу травы. Такой переход был, видимо, обусловлен эволюцией более успешных конкурентов – гиен, которые вытеснили свиней из ниши падальщиков. Другими аспектами «вегетарианизации» свиней было то, что они стали менее злобными и более вкусными, а через это оказались фирменным блюдом в меню многочисленных кошек.

Ясно, что где ветчинка, там будут и её любители-потребители. Плиоценовые кошачьи в условиях обилия копытной дичи чувствовали себя отлично. Повсеместно обитали махайродусовые Dinofelis, Metailurus, Megantereon и Homotherium. Судя по отличиям в размерах и пропорциях, а также частому сосуществованию в одних и тех же местонахождениях, они занимали несколько отличающиеся экологические ниши. Впрочем, на нашу эволюцию саблезубые влияли разве что изведением свиней-конкурентов; тяжёлому хищнику невыгодно гоняться за шустрым австралопитеком.

Другое дело, что 4–3,7 миллиона лет назад появляется род Panthera, к которому относятся современные львы и леопарды. Они моментально распространяются по всей Африке от севера до юга. Среднеплиоценовые пантеры неопределимы с точностью до вида, но нет особых сомнений, что они были похожи на нынешних леопардов. А это – специализированные охотники за приматами. Вместе с изменениями климата и усилившейся конкуренцией со стороны свиней и гиен, появление пантер могло быть существенным поводом для резкого ускорения эволюции гоминид.

Другие современные африканские кошачьи – гепард Acinonyx, каракал Caracal caracal и сервал Leptailurus serval – появились практически синхронно около 4 млн л. н. и были опасны разве что для детёнышей австралопитеков.

Обилие добычи и падали гарантировало расцвет и плиоценовых гиен – среди них были как довольно странные создания, так и вполне современные формы. К линии охотящихся гиен, кроме по-прежнему благоденствующего рода Chasmaporthetes, принадлежал южноафриканский Lycyaenops silberbergi (4–1,8 млн л. н.). Намного родственнее современным гиенам крупная Pliocrocuta perrieri (3,4–2 млн л. н.) из Северной и Восточной Африки и совсем уж гигантская Pachycrocuta brevirostris (4,1–1,3 млн л. н.) из Восточной и Южной (впрочем, известная и в Евразии вплоть до Китая). Последняя была истинным бичом копытных и австралопитеков: метр в холке, весом до 110 кг – примерно на таких ездили мордорские орки. Впрочем, слишком большие размеры снижали прыть пахикрокут, да и короткие мощные челюсти принадлежали скорее падальщику, чем активному хищнику.

Полосатая гиена Hyaena

Как часто бывает, бо́льшую опасность представляли не такие впечатляющие, хотя тоже не маленькие пятнистые гиены Crocuta. Они появились 3,8 млн л. н. и до сих пор отлично чувствуют себя на большей части Африки. Хотя пятнистые гиены и слывут падальщиками, чаще они добывают себе пищу активной охотой. В плиоцене пятнистые гиены были довольно разнообразны – ранняя и мелкая C. dietrichi, C. eturono с нестандартно увеличенным первым моляром и уменьшенными премолярами, продвинутая C. ultra. В последующем пятнистые гиены под названием пещерных чрезвычайно широко расселились по Евразии – до Англии, Сибири и Бирмы; впрочем, сейчас их ареал ограничен Африкой южнее Сахары. Пятнистые гиены вытеснили из Восточной Африки более примитивных бурых гиен, которые, впрочем, сохранились на юге континента.

3,6 млн л. н. от продолжавшего существовать рода Ikelohyaena отделились полосатые гиены Hyaena – тоже немаленькие существа, но с более умеренной способностью к разгрызанию костей. С самого начала они не особо отличались от современных и обычно относятся к нынешнему виду H. hyaena. Полосатые гиены в самой Африке надёжно заняли только северную и восточную части, зато прочно закрепились в Евразии, где пребывают и поныне – от Аравии и Закавказья до Индии.

Чепрачный шакал Canis mesomelas