– Огонь – помощник Труженика и его кара для отступников, – серьезно говорил Рртых. – Душа горнов. Разрушение и созидание слиты в нем. Состоит огонь из отдельных малых лепестков. Когда-то в мире Саймили жили первые существа. Мы верим, что они пришли раньше эльфов, прежде всех нас. Духи огня помогали выстроить для нас этот дом.

– А потом? – запереживала Лэйли. – Нас не будут сносить? Или вешать на бобовый росток – так, для проверки прочности?

– Дык они ж постарше тебя, – обнадежил гном. – Поосмотрительнее. Если не вычудим вовсе чего гадкого, то не будут перестраивать. Опять же, заняты они, ушли далеко, работают на иных стройках. Может, где и спят их искры – сынки там, дочурки непутевые, вроде тебя. Этого гномы не знают. Мы полагаем, что лепестки огня в наших рабочих горнах – тоже дети тех духов. И оттого для гнома всякий огонь живой.

Лэйли вздохнула, завозилась. Во сне ей было очень уютно. Казалось, большие руки гнома и теперь обнимают, как тогда. Он долго рассказывал о горнах. И о детях изначального огня. Говорил, что из них могут вырасти любые создания, все зависит от душевной силы, питающей пламя. Создаются ведь, укрепляются огнем и самые тонкие фарфоровые кружева, и опасные демоны. Кружево творят обычные люди, без дара магии и знахарства. Своим умением видеть все красивое, а также добротой и усердием. И вторых – демонов – те же разумные обитатели Саймили создают. Хитрющие злодеи, желающие беззаконно получить власть, подчиняющие огонь одному лишь разрушению. Исковерканные бездушной чернотой чужой воли помощники Труженика способны уничтожать его творение. И как далеко зайдут – одним богам ведомо…

Тут король заметил беспокойство в зеленых глазах Лэйли. Улыбнулся, показал свою широкую ладонь – сплошная мозоль, образовавшаяся от постоянной привычки полировать рукоять молота.

– Не переживай, мы с твоим папой славно таких вот испорченных злом обезвредили. Этими руками покарали. Р-раз, – он сжал кулак, – и вр-р-разумили. Ну мамка твоя тож молодец, побольше нашего. Мы только гасить пожар горазды, а она – к добру души поворачивать, новый свет в них зажигать. Потому и зовется она Сердцем эльфов. Она – ваш огонь, особенный, эльфийский. Пламя и свет добра. В тебе искорка тоже есть, я вижу. Ты шалишь не со зла. Накормить бобами хотела, занятное дело! Может, кому и пригодится потом, в иное время.

– Я буду крепко думать, прежде чем колдовать. Честное ведьминское.

– Вот и выковали мы верное решение. А теперь пошли, нас уже небось потеряли.

– Ты побудешь со мной, пока я буду извиняться?

– Куда ж я денусь, котенок! Я, клянусь кривой киркой, к вашему роду навсегда привязан. Первый Рртых в незапамятные времена стоял против зла с твоим папой, второй тож с Орильром был дружен. А я самый счастливый, я знаю всю семью короля. Идем, посажу тебя на плечо, и так ты сможешь говорить с папкой на равных, глаза в глаза.

Замечательный сон, из такого жаль уходить… Лэйли проснулась до зари и огорченно вздохнула. Горн Труженика скоро взойдет, а дядюшки Рртыха более нет в мире, озаренном его лучами. Как с таким смириться? Отец сказал, что гномы возрождаются. И подтвердил: бесподобный Рртых приходит в мир уже, по крайней мере, третий раз. Если она подождет, рыжий король еще появится, а уж спутать его ни с кем невозможно! Это хоть немного обнадеживало. А еще – солнце. Лэйли старалась не пропускать рассветов. Рыжий гном их очень любил, особенно в старости. Он говорил, что юность отдал целиком подгорному, нижнему, огню, а силу и красоту вершинного осознал по-настоящему много позже.

Открыв глаза, Лэйли некоторое время следила, как бледнеет восток. Как теплеют и меняются краски пустыни. Как серая полоска ночи наполняется мелкими деталями – рисуются тенями самые малые морщинки барханов, сухая слабая трава густеет длинными хвостами теней. Девушка прошептала несколько слов из маминых ведьминских заговоров:

Зорюшка-зоряница, красная девица,

проснись-пробудись,

в дольный мир всмотрись,

со мной пошепчись.

Что видится, что движется,

что копится, днем озарится,

явится-обновится,

на пути моем отразится…

На магию это мало похоже, точного результата не дает. К тому же работает не всякий раз, но чаще и точнее всего, когда не без повода спрошено.

Эриль смущенно пожимала плечами, слушая деревенские стишки, и некоторые запоминала. Нормальное поисковое заклятие магу пятого и более высоких уровней даст и число идущих, и их настроение, и расстояние, да что там – даже портрет. Вот только сильный маг в опознаваемом отряде вполне способен ощутить поиск, направленный на него. Тем более здесь, в дикой пустыне, где не слоятся и не мешаются чужие настроения, не шумят голоса города, не толкутся люди, мешая сосредоточиться. А шепот ведьмы всегда сообщает разное, зато никому, кроме самой ведьмы, не внятен.

На сей раз ей ответили щедро и полно. Показали всю картинку взглядом старого коршуна, выбравшегося на раннюю охоту.

Караван, идущий с востока, состоял из трех десятков сильных верблюдов. Крытые носилки были только на одном, в самой середине цепочки. Прочие шли без седоков, с грузом, люди бежали рядом. Коршун хорошо видел темные клейма в основании шеи каждого. Еще он, парящий высоко, уже купающийся в первых лучах восхода, знал: караван доберется до стоянки Лэйли очень скоро, часа за три, а то и быстрее.

Когда проснулся Гэхир, его новая хозяйка уже усердно рыла убежище чуть в стороне от стоянки, в склоне бархана, рядом с группой крупных валунов. И так преуспела, что раб только удивленно покачал головой и молча выслушал просьбу. Вчера он воспринимал бы любые просьбы хозяев как злую и глупую насмешку: носящим клеймо приказывают. Ночь дала время подумать, отдохнуть и даже немножко вспомнить себя из прежней, свободной, жизни. Он не стал тратить время – кланяться, упираясь лбом в песок, долго приветствовать хозяйку подобающими словами. Просто кивнул и взялся собирать завтрак, а потом сортировать вьюки, упаковывая в пару небольших мешков то, что необходимо пешим путникам. Едва это дело было завершено, Лэйли устроила спутника в выкопанном убежище и взялась убирать лишние следы. Без всякой там глупой магии, разве зря с ней занимались лучшие следопыты эльфов?

Когда караван обозначился на горизонте крошечными темными точками, когда вытянулся муравьиной цепочкой, Лэйли уже закончила натягивать полог и засыпать его. Устроилась рядом с Гэхиром, и вдвоем они стали ждать. Узкая щель, позволяющая наблюдать за местностью, ловко пряталась в тени, в самой середине группы крупных камней. Вцепившаяся в песок трава выглядела нетронутой. Папа гордился бы своей младшей дочерью, довольно отметила Лэйли. Вздрогнула и торопливо зашептала, скатывая в пальцах клеймо, стирая его с шеи Гэхира. Ведь найдут по метке! Успела… Теперь и правда, кажется, все.

Пешие подбежали и упали на колени, едва заподозрив присутствие чужого мага. Три раба подставили плечи и спины, выстраивая ступени лестницы для своего хозяина, помогая ему покинуть седло.

Пожилой загорелый человек, сухой и рослый, с застывшим на лице, видимо давно и навсегда, отпечатком высокомерного презрения ко всему миру, спустился и прошел к шатру. Вчера вечером Гэхир устроил Фэриза, пребывающего в беспамятстве, со всем возможным почтением. Под пологом, на ковре, в многочисленных подушках. Прибывший вошел в шатер и оставался там недолго. Повелительно выкрикнул пару слов, и два крепких молодых раба послушно вползли в шатер. Несколькими минутами позже их вынесли вызванные на подмогу служители мага – синевато-бледных и, как показалось Лэйли, уже неспособных жить. Ей стало страшно. Такой опасной и холодной магию никогда не представлял себе ни один эльф, решила девушка.