Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если же касаться общего государственного долга Российской империи, то к началу 1830 года мы подошли с долгом в триста тридцать миллионов рублей. Из которых двести миллионов были выражены в выпущенных в оборот ассигнациях — да, тут эти деньги считались как государственный долг, а не как самостоятельная денежная масса — и еще сто тридцать миллионов консолидированного внешнего и внутреннего долга. Можно сказать, что потраченные на ведение войн с Наполеоном деньги мы в целом выплатили. Теперь вот приходилось брать в долг на строительство железных дорог.
В 1829 году в Империи было построено 340 километров железных дорог если пересчитывать в однопутном исчислении. В 1830 году этот показатель должен был вырасти до 400 километров. Кроме того, за Уралом началась трассировка ветки Екатеринбург-Тюмень, предназначенная для более глубокого внедрения в глубь Сибири. А для этого нужно было «продать» в казну всю систему Нижнетагильской железной дороги, которая пока числилась заводской и принадлежала мне, Демидовым и пачке миноритарных акционеров. На эту сделку так же нужны были деньги. Получалось, что я как бы сам даю государству в долг деньги на выкуп моей же — высокодоходной и высоколиквидной, на секундочку — собственности. Такой себе залоговый аукцион, развернутый на сто восемьдесят градусов. Услышал бы кто из бизнесменов двадцать первого века — удавился бы. Там обычно происходило ровно наоборот.
Что же касается Тюменской ветки, то она была нужна чтобы упростить переброску переселенцев дальше на восток. Вся земля вокруг Екатеринбурга была уже заселена, а двигать в пустоту крестьяне на слишком-то и желали, впрочем, тут их сложно в чем-то упрекнуть. Водный же путь по Туре, где к этому времени уже бегало три десятка небольших пароходиков, был к сожалению, не слишком удобен. Река эта имела свойство сильно меандрировать, что удлиняло путь как бы не в трое. Да еще и ограничивало доступное для перевозок время исключительно сезоном большой воды.
Однопутная ветка Екатеринбург-Тюмень по нашим прикидкам должна была встать миллионов в шесть-восемь и именно для ее постройки в Новгороде готовились первые паровые экскаваторы. Вдоль будущей магистрали уже во всю нарезались земельные участки, которые потом будут раздаваться переселенцам.
В целом бюджет был сверстан с небольшим в пол процента дефицитом, который Канкрин обещал закрыть за счет результатов деятельности финансовой полиции. Тут я был склонен ему доверять, казнокрадов у нас было много, курощать их неперекурощать. Данного ресурса на много лет вперед в России запасено.
— Ну что ж, — я взял авторучку и поставил под данным документом свою размашистую подпись. — Будем считать, что с бюджетом на этот год разобрались. В следующем году жду готовый проект к середине октября, как и положено.
Понятно, что середина декабря — это слишком поздно для утверждения бюджета, однако полнейшая неразбериха с финансами вызванная крестьянской реформой заставила наших финансистов тянуть до последнего. Ничего удивительного тут не было. Это жизнь, она и состоит из разных форс-мажоров.
— Обязательно, Николай Павлович, — кивнул Канкрин, хотя особой уверенности в его голосе я не слышал. Понятно, когда реформы всего подряд идут буквально косяком, уверенности в завтрашнем дне, это не добавляет.
Чем мне нравился Канкрин, кроме того, что он действительно хорошо разбирался в государственных финансах, так это тем, что Егор Францевич очень тонко чувствовал «линию партии» и не пытался совать свое мнение туда, где это было не нужно. Например, поняв, что я хочу уйти от финансовой поддержки помещиков и вместо этого кредитовать промышленность, первым притащил мне проект реформирования земельного банка на коммерческой основе. Почуяв компанию по борьбе с казнокрадством и мздоимством тут же начал чистку аппарата своего министерства, понял, что вместо расходов на увеличение армии я хочу максимально вложиться в развитие железных дорог — нашел на это деньги. Полезный со всех сторон специалист, каких, к сожалению, было не так уж и много.
За достижения на финансовой ниве Канкрин получил от меня правда уже в начале следующего года орден Владимира 1-ой степени, что в целом соответствовало важности той действительно титанической работы, которую проделал Егор Францевич. Тот урок Александра о том, что полезных людей нужно обязательно регулярно награждать, чтобы они продолжали работать так же продуктивно и были верны тебе душой и телом, я запомнил на всю жизнь.
— Сохраните документ, — уже в дверях я тормознул Министра Финансов. — Немалой исторической важности. Лет через двести историкам будет очень интересно, посмотреть, на что мы державные деньги расходовали.
— Обязательно, Николай Павлович, — в глазах министра мелькнуло какое-то странное выражение, однако разобрать, что оно означает я не смог. Канкрин попрощался и покинул кабинет.
Вторая же половина декабря прошла как обычно в визитах и приемах. Калейдоскоп лиц, помещений, нарядов. Все это ужасно утомляло, однако было неотъемлемой частью жизни монарха. Российский император должен был не только корпеть над бумагами у себя в кабинете, но и являть подданным себя при первой же необходимости. Положение, как говориться обязывает.
Интерлюдия 1
— Шайбу! Шайбу! Шайбу! — Кричали собравшиеся на берегу Невы жители столицы. Для зрителей в этом году даже выстроили небольшие деревянные трибуны, позволяющие людям не сидеть друг у друга на головах, а взирать на развернувшееся внизу действо с относительным комфортом.
Федор Иванович сначала подошел к собравшейся толпе из чистого любопытства, просто чтобы посмотреть, из-за чего весь шум. Потом, постояв немного снаружи и не сумев рассмотреть происходящее внутри человеческого кольца, протиснулся поближе к самому действу — благо дорогое, подбитое мехом, пальто выглядело достаточно солидно дабы плотно стоящие мужики пропустили вперед «благородие» без лишних усилий. Однако и здесь химик не сразу понял, что вообще происходит, потом пригляделся и быстро разобрался, благо правила игры выглядели на слишком сложными.
На льду же меж тем подбадриваемые болельщиками спортсмены — такого слова еще никто не знал, с легкой руки столичных писак участников зимнего состязания окрестили физкультурниками — носились за каучуковой шайбой изо всех доступных им сил.
Во все стороны летели ошметки речного льда переливаясь и искря на зимнем солнце, добавляя картинке праздничности, кричали зрители, то и дело раздавались гулкие «деревянные» удары, в воздухе витал запах праздника.
Зимой 1830 года в столице прошел первый чемпионат города по ледовому крюкеру на призы самого императора всероссийского. Его императорское величество не поскупился и положил в призовой фонд аж десять тысяч рублей, что мгновенно сделало данное мероприятие крайне популярным.