— Мы вообще-то устраивались на службу к неженатому джентльмену.

— Я вполне понимаю ваше недовольство, — сказала Джемма, — но ведь по существующим правилам вы не должны уходить сразу. Нужно отработать положенный срок после вашего объявления об уходе.

— Нет, мы уходим немедленно! — проскрипел Кингстон. — И хотели бы получить причитающееся нам жалованье.

Джемма снова бросила взгляд на кожаную сумку и поняла, что блеск, привлекший ее взгляд, исходил от серебряного канделябра, парного тому, который дворецкий только что доставал из шкафа.

— Как я понимаю, вы положили канделябр в сумку, чтобы отнести его в починку. Но раз вы уходите, я сама о нем позабочусь. Пожалуйста, поставьте его на место.

На минуту в кладовой воцарилось напряженное молчание, и Джемма даже подумала, что Кингстон собирается ответить ей какой-нибудь дерзостью. Тут в кладовую вошел Хокинс, остававшийся до сих пор в коридоре, и бывший дворецкий капитулировал.

— Это верно, миледи. Я собирался было отдать его в починку, — пробурчал он, — но теперь решил, что вы все равно найдете к чему придраться и без них, так что разбирайтесь тут сами.

— Эй, приятель, попридержи-ка свой язык, — резко произнес Хокинс, — и обращайся к ее милости уважительно!

Кингстон потерпел поражение, и понимал это.

Он достал из сумки канделябр, и Джемма заметила на ее дне еще несколько изящных серебряных конфетниц.

Она ничего не сказала, только проследила за тем, чтобы все вернулось назад на полки шкафа, после чего Хокинс захлопнул дверцу, запер ее и вручил ей ключ.

— Благодарю вас, Хокинс, — с искренней признательностью сказала она.

Он понял, что она благодарит его не только за ключ, но и за поддержку. Выйдя из кладовой, Джемма услышала, как старый солдат сказал Кингстону:

— А теперь убирайтесь из дома подобру-поздорову, или я заявлю на вас в маги — , страт.

Бывший дворецкий ответил ему грубой бранью. Джемма сделала вид, что ничего не слышала, и торопливо направилась дальше по коридору.

Хокинс догнал ее, когда Джемма уже подходила к двери кухни.

Миссис Кингстон находилась там, уже одетая в чепец и шаль. На кухонном столе рядом с остатками еды высилась горка свертков разной величины.

При виде новой хозяйки лицо ее исказилось от злобы, и она уже открыла рот, явно намереваясь сказать какую-то грубость, но Хокинс опередил ее:

— Ну-ка, радость моя, я не выпущу тебя отсюда, пока ты не развернешь эти свертки и не покажешь ее светлости, что там у тебя припрятано. Мы уже схватили за руку твоего муженька и заставили вернуть на место серебряные подсвечники.

Миссис Кингстон открыла от изумления рот, и Хокинс продолжал:

— Тебе ведь известно не хуже, чем мне, что полагается за воровство на сумму больше чем шиллинг, — виселица или высылка в колонии!

Миссис Кингстон издала отчаянный вопль и, подхватив плетеную корзинку, в которой, вероятно, лежали ее платья, стремглав выскочила за дверь и побежала по коридору, прежде чем он смог что-либо добавить.

Вскоре до кухни донеслись ее пронзительные крики — она звала мужа. Через несколько мгновений раздался звук захлопнувшейся двери черного хода, и после этого наступила тишина.

— Ну, вот они и ушли! — воскликнул Хокинс. — И если вы спросите мое мнение, миледи, то я вам скажу — дурную траву с поля вон! Невелика потеря для нашего дома, что там кривить душой!

— Да я и сама так подумала, — ответила Джемма, — только вот мне не хотелось бы расстраивать его милость.

— Эти Кингстоны пили его вино, а половину денег, которые выдавались им на продукты, они делили с поваром.

— А где же повар? — поинтересовалась Джемма.

— Ушел еще час назад, — ответил Хокинс. — Испугался, что вы обнаружите теперь все его махинации.

— Почему же вы не говорили его светлости, что они его обманывают? — удивилась Джемма.

Хокинс немного помолчал и смущенно ответил:

— Да вот в чем дело, миледи. В армии мы привыкли не совать нос не в свое дело. Если бы мой хозяин спросил меня, то я бы сказал ему всю правду, а так ведь все шло своим чередом, и я счел за лучшее не поднимать смуту.

— Я вас могу понять, — согласилась с ним Джемма. — Ну а теперь давайте-ка посмотрим, что они намеревались унести с собой.

В свертках оказались разные мелкие предметы, которые собрали по всему дому нечистые на руку супруги. Здесь были и ценные вещи, и обычные безделушки, но Джемма была рада, что им с Хокинсом удалось спасти их от вороватых Кингстонов.

И лишь когда она все рассмотрела и сложила на поднос, чтобы вернуть на свои прежние места, Джемма внезапно вспомнила про распоряжение виконта.

— Ах, Хокинс, что же нам делать? — испуганно воскликнула она. — Милорд сказал, что сегодня пригласит на обед по меньшей мере человек десять своих друзей.

— Сомневаюсь, чтобы нам удалось нанять через бюро какую-нибудь прислугу за такое короткое время, — с сомнением покачал головой Хокинс.

Джемма подумала несколько минут, а затем произнесла решительным тоном:

— Тогда я вам скажу, как мы поступим…

Виконт возвращался домой из Уимблдона в прекрасном расположении духа. Он не только получил удовольствие от состязаний, где его фаворит, сержант Дженкинс, хорошенько отделал за двадцать шесть раундов своего противника, бомбардира, но еще и забавлялся не без доли цинизма, получая поздравления от своих друзей и знакомых.

Про себя он только усмехался и, оценивая степень искренности каждого, прикидывал, думают ли они только о красоте Ниобы или также о ее огромном приданом.

Общее мнение было единодушным: виконт проявил необычайную ловкость и добился великолепного выигрыша, так Что теперь ему можно только позавидовать.

После окончания матча он не смог бы править лошадьми Фредди, если бы пил после каждого тоста, провозглашенного кем-нибудь из его приятелей за его будущее счастье, и вообще пил бы со всеми, кто желал его поздравить.

Правда, поскольку Фредди всегда признавал, что виконт в любом состоянии управляется с лошадьми много лучше его самого, он предпочел бы все равно доверить вожжи другу, чем выслушивать от него ехидные замечания по поводу своей неуклюжести.

Впрочем, виконт был почти трезв, и его опьяняла лишь мысль о том, что ему удался затеянный обман. Он чувствовал себя окрыленным, словно озорник мальчишка, укравший у соседа-фермера самые вкусные яблоки и не пойманный на воровстве.

— Ну и как долго ты намерен продолжать этот фарс? — небрежно поинтересовался Фредди, когда они возвращались в Лондон.

— До тех пор, пока все не узнают правду, — ответил с усмешкой виконт.

— Представляю, как все разозлятся на тебя за то, что ты их провел.