В ботинки набился снег и вскоре, совершенно выбившись из сил, я застрял по пояс в сугробе. Стоял, вдыхая морозный воздух, и только теперь до меня дошло, что я наделал. Убил человека. Горячие слезы потекли по лицу. Я поднял руку-трубу и смотрел на неё, все еще не веря, что со мной такое приключилось. Почему? За что? Что за тварь укусила меня в подвале, что теперь вместо руки у меня этот железный обрубок? Это было похоже на кошмарный сон. Бред сумасшедшего.

Я сильно замерз и уже не чувствовал пальцев ног и здоровой руки. Передохнув еще немного, я начал пробираться дальше через сугроб и, наконец, вышел к расчищенной площадке рядом с рельсами. Упал на холодный снег и смотрел в серое небо, чувствуя, как холод от металла переходит дальше на руку. Казалось, замерзают даже кости.

Наверное, лучше было бы остаться здесь. Лежать тут, пока не окоченею. Это все, что я заслужил. Макс, конечно, был уродом, но он не заслужил такой смерти, как и я не заслужил эту трубу вместо руки.

Я ведь не хотел его убивать. Правда, не хотел! Я просто разозлился. Испугался. Ну почему это должно было случиться со мной? За что?!!

Проклятая труба! Проклятый отчим! И все эти пацаны со двора и школы… Просто останусь лежать тут, замерзну насмерть и больше не будет всего этого. Все равно мне теперь «труба»!

Я нервно захихикал и повторил это вслух, обращаясь к замерзшему небу.

Но холод давал о себе знать, очищая мысли от ненужного и заставляя мозг работать. Я сел и поднял трубу, которая теперь казалось невероятно тяжелой.

Может… может, я как-то смогу вернуть свою руку обратно?

Задрав рукав, я осмотрел место соединения.

Половины правой руки у меня не было, предплечье и окровавленная труба соединялись железным раструбом с облупившейся красной краской, а из — под раструба торчали обрывки уплотнительной нити. Зрелище было пугающее. Я вонзил трубу в снег и закричал. Нужно избавиться от неё. Пусть я останусь калекой на всю жизнь, но только не с этой хреновиной вместо руки. Я подергал раструб, он сидел плотно. Затем мне пришла одна идея.

Я знал, что даже зимой поезда тут ходят, а рельсы регулярно чистят. Нужно просто дождаться поезда, положить трубу под колеса и все, дело сделано.

Поезда пришлось ждать долго. Казалось, я раньше умру от холода, чем услышу заветный стук колес. Но вот, наконец, из-за поворота показался тепловоз — он медленно, никуда не торопясь, полз по рельсам.

Мне вспомнилось, как летом мы с парнями клали монетки на рельсы, а после получали тонкие металлические пластинки. Однако эта шалость не шла ни в какое сравнение с тем, что я собирался сделать сейчас. Вполне возможно, моя идея была безумной.

Колеса могут лишь помять трубу, но избавиться от неё совсем не выйдет.

Поезд подходил все ближе, а я продолжал прикидывать в голове варианты, постепенно склоняясь к мысли, что ничего не выйдет. К тому же я допустил большую оплошность, не спрятавшись заранее. Видимо, одинокий, неподвижный мальчик на снегу привлек внимание машиниста, поскольку тепловоз зашипел и начал сбавлять скорость. Объяснять незнакомому человеку, что я тут делаю и что у меня с рукой, желания не было, а потому я поднялся и бросился в лес по уже протоптанной дорожке.

Я чувствовал себя последним дураком и, пока бежал, придумывал новые варианты, как же избавиться от трубы. Можно попробовать распилить раструб ножовкой по металлу. У отчима была такая, но если он уже вернулся домой, то беды не миновать. Я вспомнил, что сегодня должна приехать мама, и, может, если она дома, то я смогу ей хоть как-то объяснить, что случилось?

Выбравшись из леса и добежав до стены дома, я медленно побрел, пряча трубу в рукаве. На углу остановился и оглядел двор. По-прежнему пусто. Шайтан мирно спал под козырьком первого подъезда, похоже, холод его совершенно не беспокоил.

Я выждал несколько секунд и побежал через двор. Бросил короткий взгляд на открытую дверь подвала. Где-то там все еще лежал Макс. Я подумал, что до него уже добрались крысы. Может, прямо сейчас они объедают его лицо, и он превращается в нечто еще более ужасное, чем я.

Я влетел в подъезд, взбежал на этаж и не без труда открыл дверь ключом. Орудовать левой рукой было крайне неудобно. Постарался войти тихо, но дверь предательски заскрипела.

— Егор! — тут же послышался из кухни пьяный голос отчима, который, похоже, успел изрядно набраться. Мои надежды незаметно войти в квартиру и взять ножовку рухнули в один миг.

— Да, это я. Мама уже вернулась?

Отчим слабо засмеялся, громко шмыгнул носом и выкрикнул:

— Не вернулась мамаша твоя и уже не вернется!

Эти слова ввели меня в ступор. Постояв несколько секунд на месте я, не разуваясь, пересек прихожую и вошел в кухню. Отчим полулежал за столом, сжимая в руке наполненную рюмку, тут же стояла пустая бутылка водки и банка из-под шпрот. В пепельнице дымилась сигарета.

— Слышь! — отчим повернулся и посмотрел на меня мутными глазами. — Ты это…

Он пробубнил что-то невнятное, перевел взгляд на трубу. На мгновение его лицу вернулась осмысленность. Он усмехнулся и спросил:

— Ты нахера это притащил?

Меня переполняла ярость к этому жалкому существу. Снова я ощутил то же странное чувство, что испытал в подвале. Будто труба зудела и просила, чтобы я пустил её в ход.

— Где мама?! — выкрикнул я.

— Да не придет мамаша твоя, — ответил отчим, опустил рюмку и поднялся со стула. Его тут же повело в сторону, и он вцепился в край стола. Пустая бутылка завалилась на бок, покатилась к краю, но я успел перехватить её и поставить обратно.

— Где мама? — повторил я.

— Звонила, — он пожал плечами. — Сказала, извини, мол, но не вернусь я. Попроси у сына прощения. — Отчим громко заржал. Смеялся, пока в горле не заклокотало, затем зашелся в хриплом кашле и потянулся к сигарете. Я отодвинул от него пепельницу.

— Ты че творишь, сученыш?!

Алкоголь явно отнял у него силы — он нормально закричать не мог, оставалось лишь вяло возмущаться.

Я смотрел на него, разрываясь от ярости, негодования, обиды. Я не хотел ему верить, но видел, что он не врет.

— Повтори! — крикнул я.

Отчим будто бы вмиг протрезвел. Лицо его залилось краской, и он заорал:

— Че тебе надо?! Уехала мамка твоя к мужику другому! Все! Нет у тебя мамки! Бросила она нас! Понял?!

— Сука! — прошептал я.

— Еще какая, —