торговый человек. Прости меня. Я не прав, а ты прав. Теперь вместе за одно дело постоим. Будешь ты один казной ополчения ведать, верю я тебе одному. Давай-ка обнимемся.

Они обнялись да вернулись за трапезу…

И будут у них еще годы общего дела, и годы крепкой дружбы двух русских православных людей, честных и храбрых. И будут битвы, раны, потери. И будет Кремль, открывший им ворота. И будут польские паны, бросающие оружие к копытам их коней…

Но у истоков лежал дождливый день, да моление печерского настоятеля, да терновый шлем, предложенный нижегородским купцом и принятый московским воеводой.

Собирая силы, Минин и Пожарский с нижегородцами рассылали по городам и землям грамоты. Смысл этих грамот лишь во вторую очередь — политический, агитационный. Прежде всего они являются памятниками христианского миросозерцания, поднявшегося на небывалую высоту.

Составители грамот ясно понимают: «По общему греху всех нас, православных християн, учинилася междоусобная брань в Российском государстве». Вторжение «польских и литовских людей» — такое же несчастье, пришедшее попущением Господним «за грех всего православного християнства». Восставая от греха, видя «неправду» чужеземцев, «…все городы Московского государьства, сослався меж собя, утвердились на том крестном целованьем, что бытии нам всем православным християном в любви и в соединении, и прежнего медоусобства не счинати, и Московское государство от… польских и от литовских людей очищати неослабно до смерти своей, и грабежей… православному християнству отнюдь не чинити и своим произволом на Московское государьство государя без совету всей земли не обирати»… Однако это единство разрушилось под Москвой. Кто-то из ополченцев ударился в грабежи, кто-то поддался привычному соблазну самозванщины. Необходимо новое единство. Но глубинная основа его не должна измениться. Следует «…за непорочную християнскую веру, против врагов наших, польских и литовских людей до смерти своей стояти и ныне бы идти на литовских людей всем… чтоб литовские люди Московскому государству конечныя погибели не навели… а нашим будет нерадением учинится конечное разоренье Московскому государьству и угаснет корень християнския веры и испразднится крест Христов и благолепие церквей Божиих… ответ дадим в страшный день суда Христова»{16}.

Христианское покаяние означает прежде всего «исправление ума». А значит, отказ не только от прежнего образа мыслей, но и от прежнего образа действий. Победа над неприятелем четко связывалась у руководителей ополчения с возвращением нравственной чистоты, с соединением русского народа в любви и вере.

Минин, Пожарский и его воинство покинули Нижегородчину в феврале 1612-го. Но и на Москву не двинулись прямым путем.

В поисках пополнений земцы прошли по городам Поволжья от Нижнего через Балахну, Юрьевец, Кинешму, Плёс и Кострому до Ярославля. Заняли Суздаль отрядом стрельцов князя Романа Петровича Пожарского — двоюродного брата Дмитрия Михайловича.

Ополчение встречали с радостью, оказывали ему добровольную помощь. Так произошло в Балахне, Юрьевце, Ярославле. Подошли полки из Коломны, Рязани и Казани.

Движению земской армии воспротивился лишь костромской воевода Иван Шереметев. Он не собирался пускать земцев. Тогда, как сообщает летопись, среди горожан вспыхнуло возмущение против него: «К князю Дмитрию… пришли с Костромы на Плёс многие люди и возвестили ему про умышление Ивана Шереметева. Он же, с Кузьмой подумав и положив упование на Бога, пошел прямо на Кострому и встал на посаде близко от города. На Костроме же в ту пору была рознь: иные думали [заодно] с Иваном, а иные со всей ратью. И пришли на Ивана с шумом, и от воеводства ему отказали, чуть его не убили; тот же князь Дмитрий много ему помогал. И просили у князя Дмитрия воеводу. Он же, подумав с Кузьмою, дал им воеводу князя Романа Гагарина да дьяка Андрея Подлесова».

Костромской эпизод важен не столько для истории Нижегородского ополчения, сколько для биографии князя Пожарского. Он шел к Москве не как завоеватель, а как освободитель. Он знал: если Бог дарует ему победу, старый государственный порядок восстановится; тогда к этому порядку прилепятся и те, кто сейчас идет под земскими знаменами, и те, кто противостоит ополченцам. Все — русские, все — православные, все станут подданными одного царя. Поэтому князь проявлял великодушие: ради Христа, ради народного единства, ради будущего России. Ведь на развалинах царства понадобится каждый человек…

1 апреля 1612 года Ярославль встречал армию Пожарского.

В Ярославле ополчение простояло четыре месяца, накапливая денежные средства и подтягивая войска. Если из Нижнего вышел небольшой отряд, то в Ярославле сформировалась настоящая армия. Пожарский довел ополченцев до Ярославля, создав из пестрой толпы дисциплинированную боевую силу. Тем временем Минин добывал самое нужное для войны — деньги. Он выступал с пламенными речами, уговаривал, молил, брал займы, угрожал, а иногда применял вооруженную силу. Благодаря его бешеной деятельности численность ратников постепенно росла.

Там же, в Ярославле, возникло и «временное правительство» — Совет всея земли, а вместе с ним приказы[11], монетный двор… Фактически Ярославль стал на время российской столицей.

Двигаясь от города к городу, стоя в Ярославле, армия Минина и Пожарского понемногу расширяет зону, подконтрольную земскому правительству. Город за городом, крепость за крепостью признают его власть. А значит, дают деньги, припасы, ратников. Но отсюда возникает проблема более общего порядка: надо устраивать дела земли, управлять ею.

Документы Совета всея земли начинались со слов: «По указу Московского государства бояр и воевод, и стольника и воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского с товарищи…» У России не было тогда государя, но некоторые из его функций принял на себя князь Пожарский. На территории, контролируемой Первым земским ополчением, судили, выдавали грамоты на поместья, собирали деньги и занимались иными делами правления Трубецкой с Заруцким. Под их властью фактически выросло независимое южнорусское государство. Но там, где стояли отряды Второго земского ополчения, утверждалось другое независимое государство — севернорусское. Минин и Пожарский собирали налоги, назначали должностных лиц, раздавали земли служилому люду, ставили в строй новые отряды точно так же, как их подмосковные «коллеги». Довольно быстро этот поток административных дел приобретает державный характер. Слишком большая территория оказалась подвластна Минину с Пожарским, слишком высокий христианский идеал они объявили нормой для ополчения, слишком серьезные цели поставили перед собой, чтобы ополчение осталось просто освободительной армией.

Армия скоро стала превращаться в державу.

Стояние в Ярославле продлилось до июля 1612 года. Именно в эти месяцы региональная нижегородская инициатива получила общероссийский размах. Подкрепления идут в Ярославль из разных мест, в том числе из городов, вроде бы контролируемых подмосковным ополчением. Даже казачьи атаманы переходят один за другим на сторону Ярославля. Соответственно, Минин и Пожарский берут на себя защиту земель и служилых людей, изъявивших верность Совету всея земли. Так, они отправляли рати против казаков, появлявшихся на окраинах подчиненной им области. Князь Дмитрий Петрович Пожарский-Лопата наголову разгромил казачью армию в Пошехонье. Князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский разбил казачий отряд под Угличем,