Торопим вышивальщика, ему дают три дня, чтобы он выполнил трехнедельную работу.

Приходит ученица: «Мадам Раймонда, пуговицы к костюму “Большой шлем” не были заказаны». В спешке вынимаем из десяти ящиков тысячи пуговиц, выбираем «ту самую» пуговицу, единственную, подходящую.

А вот и пришла очередь платья «Большой приз». Надо выбрать для него пояс. Имеется сто пятьдесят моделей поясов!.. «Это тот, мадам Раймонда, который выбрали для “Упрека”, он очень хорошо подойдет».

И мадам Раймонда выбирает из замши, из лака, из бокса, из русской кожи…

Кристиан Диор на обложке Paris Match, посмертный номер, ноябрь 1957 года

«Мне нужно из тюленя и такого вот темно-синего цвета». Мадам Раймонда найдет этот пояс – из тюленя и именно синего цвета. А вот мадам Анна, великая первая портниха платьев мягких линий, открывает дверь: «Господин, у меня неприятность, у костюма “Роземонда” неодинаковая ткань» (эту фразу мы слышим всегда, на всех коллекциях). Это означает, что между двумя рулонами одной и той же ткани имеются различия в цвете или выработке, может невидимые для постороннего взгляда, но этого нельзя допустить. Нужно перекроить все платье из ткани второго рулона! Крики, слезы, манекенщица устала, еле стоит на ногах… я стараюсь сохранить спокойствие…

Барбье еще не принес цветы, «позовите Мадлен, организаторшу!». Она прибывает. На нее обрушивается шквал упреков, она делает недовольное лицо. Ей говорят всякие ужасные вещи. Она сама элегантность, занимает должность уже пятьдесят лет, она видела многое. Мадлен знает, что при виде цветов, которые будут наконец доставлены, все успокоятся. Она также знает, что ее любят и все эти ужасы, весь наш гнев – только видимость (ведь надо же сохранять свои принципы!).

Еле дыша, входит другая ученица: «Мадам Раймонда, не хватает материи, чтобы закончить платье мадам Аннет». Вызывают Бриве:

– Надо сто пятьдесят метров бирюзового тюля.

– Больше нет, – отвечает Бриве.

– Тем хуже, за двенадцать часов покрасят.

Бородатый коммивояжер просовывает свой нос в дверь, когда полуголая Лилиана представляет четверть платья, впрочем, испорченного. Настоящая драма! Взрыв ярости, а затем взрыв хохота.

Входит мадам Брикар, в перчатках, блузке, украшениях, шляпке и вуалетке. Она представляет новую шляпу, разглядывает платье, над которым работают. Неодобрение. Она раздевается, надевает его, умело закатывает рукава, поворачивает задом наперед, приподнимает подол и делает что-то вроде турнюра, приоткрывает декольте. Это очаровательно! Немного меха пантеры для отделки – и вот еще одно платье. Драпировки, восхитительные на эскизах, после того, как их выкроят и сошьют, на примерке становятся бесформенными тряпками. Тогда снова берутся за ткань, снова закладывают складки, вырезают, чтобы обрести тот шик и гладкость, которые приводили нас в восторг. Наконец, мадам Маргарита впадает в отчаяние. Я тоже теряю терпение.

Но вот модель готова. «Настоящая картина!» «Картина» на портняжном жаргоне означает «совершенство». Поздравления. Радость. Поцелуи. Забывают обо всем. Манекенщица ходит колесом, первая портниха уходит восхищенная.

Входит другая, в гневе. Ее платье исключено из коллекции. Мадам Раймонда берет на себя роль дипломата, растекается в льстивых похвалах, улаживает все, вытирает слезу…

Невозможно объединить столько талантов, не сталкиваясь при этом с такой обидчивостью, непредвиденной гневливостью. Сколько столкновений из-за тряпок!..

Белье от Диора, 1950

И наступают последние дни, и у нас появляется странное чувство, что ничего еще не сделано, что нет ни одного платья в коллекции. Мадам Маргарита больше не знает, каково положение дел. Мадам Брикар сходит с ума со своими шляпами.

Кристиан Диор на примерке, 1950

Все хочется начать сначала, начать с нуля. Платья, о которых уже давно приняли решения (самое большое, несколько недель тому назад), кажутся уже вышедшими из моды, от них все устали. Нужно много смелости, чтобы сопротивляться этой безнадежности, которая вместе с усталостью могла бы заставить нас начать все сначала. К счастью, дата открытия установлена.

Я думаю, что кутюрье никогда бы не показывали своих коллекций, если бы этого все не ожидали от них. Они всегда находили бы что-нибудь необходимое переделать. Сколько тревоги и сомнений им приносят эти последние моменты!

Последняя репетиция положила конец этому волнению. Выбраны украшения, нужно определить им место. Граф Этьен де Бомон[49], друг и верный советчик, выбирает их. Он предлагает рубины к белому платью, изумруды – на бледно-голубое, погружается и роется в драгоценных украшениях, перемешивает бриллианты и подобно комете тянет за собой след. Он без ума от коллекций, точно так же, как и от балов… Для него жизнь – это балет, в котором от прекрасной эпохи до наших дней танцевали все самые прекрасные женщины в самых красивых платьях. После драгоценностей наступила очередь перчаток, шарфов, носовых платков, чтобы оживить немного мрачный ансамбль. Приделываем цветочек там, бантик – здесь… принимаем решение насчет сумочки, зонтика, обуви. Снова просматривают шляпу.

Наконец, устанавливают порядок дефиле. Два последних дня проходят в обстановке странного молчания. Весь Дом трудится изо всех сил. На нервы уже нет времени. Все в состоянии полной сосредоточенности. Ателье заканчивает работу. Очевидно, делать больше нечего.

Ансамбль от Диора, 1950

Время от времени появляется модель, о которой приняли решение в последний момент, или не очень подходящее платье, его обязательно надо исправить.

Хочется бежать куда глаза глядят!

Все желают, чтобы произошла какая-нибудь катастрофа или роковое событие и помешало презентации коллекции. Поздно менять что бы то ни было.

Хочется умереть!

Макет показа мод Кристиана Диора, 1948