Редко им выпадал случай похоронить своих убитых. Когда начали наступать, следом за ними шли трофейная и похоронная команды. Собирали брошенное оружие, вытаскивали из нагрудных карманов гимнастёрок красноармейские книжки и офицерские удостоверения личности, отвинчивали ордена, откалывали медали, собирали в вещмешки другие личные вещи. Сколько раз Воронцов видел, как ветер гонял почтовые треугольники и фотокарточки среди посиневших раздувшихся от жары трупов. Какие там личные вещи?.. Кто их пошлёт?.. Это был уже отработанный материал войны, выгоревший шлак, о котором старались не думать ни в больших, ни в малых штабах, ни в траншеях. Правда, в траншеях иногда не думать об убитых не могли. Потому что трупы через несколько часов начинали разлагаться и издавали жуткий запах, от которого некоторые бойцы теряли чувство самообладания, и у них начиналась либо истерика, либо депрессия. Некоторые впадали в полуобморочное состояние. Некоторые не могли принимать пищу, и через несколько дней от истощения организма у них начинались голодные обмороки…

Из хода сообщения они свернули в траншею. Здесь пошли уже осторожнее.

Возле землянки, надев каски, сидели на корточках несколько бойцов из первого отделения.

– Что случилось? – спросил Численко, шедший впереди.

– Да вон… Сам посмотри. – И боец, стоявший на коленях возле боковой ячейки, кивнул на тело, лежавшее там ничком и прикрытое сверху шинелью. Мухи уже звенели над ним, садились на шинель, заползали под полу.

– Кто? – спросил Воронцов.

– Векшин, – ответил всё тот же боец. – Только высунулся, тут ему и…

– Раздолбаи! – повернувшись к сидевшим в траншее, закричал Численко. – Я вам утром что приказывал?! Чтобы ни один из траншеи головы не высовывал!

Воронцов приподнял край шинели. Тяжёлые мухи, облеплявшие разбитую разрывной пулей голову Векшина, со звоном вылетели из ячейки, и ветром их унесло за бруствер.

– Точно под обрез каски, – сказал уже спокойным голосом Численко. – Мастер, ничего не скажешь.

– Снайпер.

– Похоже, что не просто снайпер. Словно нарочно демонстрирует, на что способен. – Воронцов присел на корточки, опустил полу шинели. – Теперь за наш взвод принялся.

Он распорядился унести тело Векшина в тыл. И тут услышал голос Быличкина, которого он держал при себе для связи:

– Товарищ лейтенант, тут к вам пришли из полковой разведки.

– Кто?

– Да ефрейтор какой-то. В блиндаже дожидается.

Воронцов зашёл в землянку и увидел Иванка.

– Ты уже лейтенант? – присвистнул Иванок. – И грудь в орденах! А мне даже прицел для винтовки не дали…

– Ничего, будет у тебя прицел. А пока наблюдателем у меня походишь.

Воронцов выпил кружку воды из ведра, прикрытого дощечкой. Вода была тёплой и пахла старым ведром. Что ж, он сам приказал не ходить днём на родник. Вот и пей теперь ржавую воду из ближайшего болота.

– Снайпер у вас тут совсем обнаглел.

– Что, Векшина моего видел?

– Видел.

– Не страшно? Снайпер опытный. Такому на рога переть…

– У них рогов нет, – усмехнулся Иванок. – Я своих тоже видел.

– Ну и что?

– Та же картина. – И вдруг сказал: – У тебя во взводе совсем дисциплины нет. Ходят по траншее… Вот он и не выдержал, стрельнул.

– Векшин в ячейке сидел. Боец он был осторожный. – Воронцов поправил ремень портупеи, на которую с завистью поглядывал Иванок. – Странно он цели выбирает. Словно ищет кого-то.

– Так оно, может, и есть. Ровню ищет.

– Ровню? На поединок, что ль, выманивает?

– Ну да. Вот и развлекается. Шлёпает наших ребят по одному.

– Ну, с таким тягаться… Мы с тобой, оба-два, на одного такого, как этот, не потянем.

– Как сказать. – В глазах Иванка было столько уверенности, что Воронцов только покачал головой.

– Если выследим, стрелять буду я. Понял? Ты сиди тихо.

Иванок хмыкнул.

Воронцов быстро переоделся в камуфляжный комбинезон. Вытащил из-под топчана снайперскую винтовку, положил её на стол. Из старой немецкой плащ-палатки вырезал ножом несколько лент в два пальца шириной и начал ими туго, словно изоляционной лентой, обматывать винтовку. Обмотал всю, от дульного среза до затыльника приклада. Затем точно так же задрапировал трубу прицела.

Через полчаса они вышли в траншею.

– Я думаю, он сидит вон там, на водонапорной башне, – указал Иванок на полуразрушенную прямым попаданием круглое здание без крыши, до войны выложенное из красного кирпича, а теперь похожее на небольшую средневековую крепость.

– Вряд ли. А вот наблюдатель, возможно, сидит там.

– Наблюдатель нам ни к чему.

– Если мы возьмём сегодня наблюдателя, то снайпер уйдёт.

– Ты хочешь отогнать его от своего взвода?

– Хотя бы и так.

– Ладно, пойдём. – Иванок шёл впереди. Погодя он остановился и спросил: – А в прицел мне дашь посмотреть?

– Дам. Иди.

– А стрельнуть?

– Стреляет не наблюдатель. И ты это знаешь.

– У тебя пули разрывные есть?

– Нет, простые.

– У меня есть. Я тебе дам несколько штук.

– Не подлизывайся, стрелять всё равно будешь из своей.

Иванок в ответ засмеялся, щурясь на солнце и показывая отломанный зуб.

Днём пуля неприкаянно носилась в поле, рыскала вдоль нейтральной полосы, залетала то на одну сторону, то на другую. Она видела, что противостоящие войска готовятся к чему-то основательному. И, наблюдая за тщательными приготовлениями, она предвкушала пир, какого не знала давно. От реки Жиздры на северном участке фронта до реки Ворсклы на юге войска противоборствующих сторон подводили технику, завозили боеприпасы и продовольствие, оборудовали позиции для новых и новых дивизий, корпусов и армий. И эти армии и корпуса, дивизии и полки стягивались к линии Киров – Орёл – Белгород – Харьков. Зарывались в землю. Заполняли леса. Маскировались в несжатых полях ржи.

С запада по железной дороге подходили всё новые и новые эшелоны, которые на специальных платформах доставляли танки и самоходки новейшей конструкции, каких ещё не видел Восточный фронт. Тяжёлые «тигры» со стомиллиметровой лобовой бронёй, средние «пантеры» с длинными хоботами противотанковых пушек. Мощные самоходные орудия «фердинанд» – истребитель танков. Улучшенный Т-IV, вполне способный, по замыслу конструкторов, тягаться с русской маневренной «тридцатьчетвёркой». Такой же поток шёл и с востока. Модернизированные Т-34, вооружённые восьмидесятипятимиллиметровыми пушками. Тяжёлые САУ. Улучшенные противотанковые пушки, гаубицы, реактивные пусковые установки. В первых, вторых, третьих и последующих линиях русской обороны отрывали окопы роты, в которых теперь были автоматные взводы, батальоны, первые роты которых тоже были автоматными. Вкапывались в землю ПТО, пристреливали перед собой секторы для ведения огня подразделения противотанковых ружей.