Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну что, парень, повезло тебе. – Ездовой кивнул на перевязанное плечо. – Выстрел на родину. Вот счастливчик!
«Значит, я ранен, – понял Бальк. – Ранен. Интересно, куда?» Он вспомнил, как у него во время боя начало вдруг затекать правое плечо. «Так вот оно что… Значит, в плечо. Но кость не задета. Иначе бы меня отбросило от пулемёта. И я не стану калекой». Нет, это хоть не лёгкое ранение, но после него он сможет вернуться в свой фузилёрный полк. Ездовой посвистывал и о чём-то думал, изредка усмехался своим мыслям и качал головой, соглашаясь с собой. Они ехали в тыл, подальше от этой чёртовой передовой, где всё время, каждый день и каждый час кого-нибудь подстреливают. Иногда насмерть. А этому здорово повезло.
– Да, что и говорить, повезло тебе, – снова вздохнул ездовой, уже, должно быть, о своём. – Дома побываешь. А тут… Тут через день-другой такое начнётся!.. Так что вовремя ты… Ну, сам понимаешь…
Бальку сильно хотелось пить.
– Я ведь не в живот ранен? – спросил Бальк и со стыдом услышал свой жалобный, тихий голос.
– Нет, парень. В плечо. Но, похоже, тебя хорошо разворотило. Разрывная пуля.
– Пить хочу. Дай мне воды.
– Пить? Сейчас дам. У меня целых две фляжки. Чистейшая. Русская. С нейтральной полосы. Святой источник. – И возница поднёс к губам Балька отпотевшую фляжку, из которой пахнуло такой свежестью и прохладой, что у того закружилась голова.
– Ты говоришь, разрывной? – напившись, переспросил он.
– Да. Видимо, снайпер. Но ты молодец. Держался. И даже вёл огонь. Старик тобой восхищён. Тебя, видимо, представят к Железному кресту. Но главное – другое.
– Что?
– Ты поедешь на родину. Боже, как мне надоела эта проклятая Россия! Поход на Восток… И сдался он нам!..
– Здесь хорошая вода. Вкусная. Из самой земли.
– Да, здесь много родников. – И ездовой тоже приложился к фляжке.
– И земля хорошая.
– Да, – не сразу отозвался ездовой. – Пшеница растёт тучная. Вон какая налилась! – И он указал кнутовищем куда-то в сторону, куда Бальк посмотреть не мог. Он лишь попытался приподнять голову, но боль ударом электричества пронзила всё тело.
Бальк мгновенно обессилел и закрыл глаза, ничуть не жалея о том, что так и не увидел пшеничного поля, на которое указывал ездовой. Достаточно было того, что он чувствовал запах его, слышал стрёкот кузнечиков и знал, что пуля не угодила в живот, иначе бы она там такое натворила, что лучше об этом не думать. Нет, думал он, превозмогая боль, Великая Германия ещё не потеряла своего верного солдата по имени Арним Бальк. А этот пожилой тыловик просто усталый человек, который заскучал по семье, своим детям и фрау…
– Земля здесь и вправду хорошая, – снова подал голос ездовой, и, словно вторя мыслям Балька, вздохнул: – Но и земля, так же, как и родники, не наша. Всё это не наше, сынок.
Крестьянин говорил так, словно ехал по чужому полю, где нужно быть осторожным, чтобы не помять чужие колосья.
Ночью поступила команда на отход. Траншею быстро заняла гвардейская часть. Молодые, здоровые как на подбор ребята несли пулемёты и противотанковые ружья. Тут же деловито устраивались в ячейках. Раскладывали снаряжение. Заносили в блиндажи ящики с гранатами и патронами. И по коротким вопросам, и по тому, как они обживались в окопах, в одно мгновение будто срастаясь с землёй, её нарочитым рельефам, чувствовалось, что на передовой они не впервой.
Штрафники, покидая обжитые углы траншеи, за минувшие дни и ночи ставшей родней родной, с уважением и завистью посматривали на свою смену и поговаривали:
– Свежая часть.
– Эти продержатся.
– Автоматы-то, гляди вон, все новёхонькие! А винтовок и не видать.
– У них, должно, и харч другой.
– Что, белый хлеб едят?
– Ну, белый не белый, а приварок гвардейский получают и наркомовские каждый день.
– Неужто каждый? За что ж такая милость?
– Положено. Гвардия!
– Ну-ну, посмотрим, как они тут…
– Где командир взвода? – послышалось из глубины траншеи. – Взводный где, братцы?
– Здесь взводный.
– Тише там! А ну не орать!
К Воронцову подошёл лейтенант примерно его лет, подал руку и представился:
– Лейтенант Скворцов. Мне поручено принять у вас участок обороны.
– Принимай, лейтенант. – Воронцов закинул за спину свой ППШ. Сумку с запасными дисками и снайперскую винтовку бойцы уже унесли в обоз.
Они пошли по траншее. Воронцов вкратце рассказал о том, как ведёт себя противник, чего стоит опасаться, на что обратить внимание, где немецкие минные поля, где свои, где расположены пулемёты противника и куда, на какие запасные, их расчёты откочёвывают в случае опасности.
– У тебя, я вижу, станкач крупнокалиберный.
– ДШК. Сила! Только вчера получили. Со склада. Новенький. – За нейтральной полосой взлетела ракета, и глаза лейтенанта Скворцова блеснули.
– Я бы установил его под танком. Там мои ребята хороший окоп оборудовали. С боковой землянкой, как положено. «Максим» там у меня стоял.
– Ладно, подумаю, – снова деловито ответил гвардеец, что-то помечая в блокноте.
– И вот ещё что. С той стороны снайпер бьёт. Прячется, скорее всего, в развалинах водонапорной башни. Днём она хорошо видна. Расположена на нейтральной полосе, сразу за их колючкой. Пробирается он туда рано утром, ещё затемно. Стреляет по флангам. Огонь ведёт по всему, что движется. Разрывными пулями. Так что раненых нет. Но точно засечь мы его так и не смогли. У тебя пулемёт мощный. На рассвете дай пару очередей по водокачке. Смахнёшь его вместе с кирпичами.
– Ладно, подумаю.
Когда расставались, Воронцов протянул лейтенанту руку и спросил:
– Ты какое училище окончил? Не Подольское?
– Нет, Ташкентское пехотное, ускоренный выпуск. А ты подольский?
– Подольский. Выпуск сорок первого года.
– Так вас, говорят, всех… Там ещё, под Москвой…
– Не всех. Как видишь, не всех.
– Ты тоже там был?
– Был. Мёд-пиво пил… Ладно, Скворцов, желаю тебе и твоим гвардейцам удачи.
В это время из тыльного хода сообщения в сторону штабного блиндажа прошла группа офицеров. Два старших лейтенанта и капитан. Лицо одного из старших лейтенантов показалось Воронцову знакомым. Тот тоже оглянулся. На мгновение взгляды их встретились.
– Начальство? – кивнул им вслед Воронцов.
– Да. Ротный, комбат и начальник штаба батальона.
– Старший лейтенант, который впереди шёл, ваш ротный?