– Так помоги нам! – Набравшись смелости, Алиса подняла голову и встретилась с яростным серебром глаз Алана. – Помоги совладать с варварами, мы прилетим к тебе, мы и еще четверо, которые будут выращены нами с верой в тебя…

– Это выродки предателей, Жрица! Их ноги не ступят на траву Рощи. Этому не бывать!

– Они же дети… – чуть слышно сказала Жрица.

Алан схватил ее за плечи и развернул лицом к высящемуся перед ними лесу.

– Смотри, каков был этот мир! – сказал он, подталкивая ее вперед.

Нежная трава ласкала, переплетаясь под ногами, ветер перестал бушевать, принявшись играть с листвой деревьев, едва касаясь их вершин. Лес благоденствовал, и в его чаще раздавались тысячи тысяч голосов птиц, животных и насекомых.

– Таким был он, пока предатели не срубили его. Таким он бы оставался без них, – раздался голос Божества. – Теперь варвары пьют кровь друг друга, и знаешь почему?

Алиса молчала, наблюдая, как поднимается ветер, как ураганные порывы его подхватывают опавшие листья и кружат вихрями, как меркнет свет невидимого за лиственным покровом солнца.

– Только потому, что крови моих предков больше нет. Это меня желают испить они, довольствуясь собратом. И ты хочешь привести этих детей в оазис?

– Мы вырастим их другими… Алан, я клянусь тебе, мы сумеем!

– А сумеете ли вы забрать их у этого полчища? – спросил он, проводя рукой перед ее лицом.

Лес исчез, теперь Алиса видела каменистое плато, освещенное неровным светом костра. Десятки воинов, крича и отбивая ритм ударами ладоней, кружились вокруг него. Обмазанные кровью, обезумевшие, они бесновались, славя полную луну. Когда ее свет отражала во тьме сталь обнаженных кинжалов, Алиса различала запекшуюся кровь.

– Ты сможешь развеять пеплом стольких людей, Жрица? Вспомни, что стало с той, попытавшейся сжечь старика… а он был один, старый и бессильный. Они же могучи, Жрица, сумеешь ли ты защитить своих спутников?

Алиса знала ответ, он тоскливо гудел в ней, будто старый колокол, предвещающий гибель отряда.

– Если ты будешь со мной. Вместе мы…

– О, нет! – Алан засмеялся. – Я не стану тратить силу предков на варваров, пока отряд их не встанет лагерем у моего порога. Если вы отправитесь туда, помощи вам не будет. Думай, Жрица.

Алиса до боли в глазах вглядывалась в кружение потных тел, пока не разглядела клетку. Она стояла под каменистым навесом у края плато. В ней, скорчившись, жались друг к другу четверо детей, чумазых, обнаженных, избитых. Сердце заныло в груди у Алисы. Она должна была пообещать Алану увести Крылатых прочь, но Лин… Его отчаянные глаза смотрели ей прямо в душу, его звенящий голос не утихал у нее в голове. Как сумеет она отказать ему? Вернуться в пещеру, поддавшись силе Божества, и сказать, что они улетают к оазису прямо сейчас, без споров? Сказать не своим голосом, не своими словами?.. С этого мгновения – Алиса понимала четко – она окончательно перестанет быть той, кто улетал из родного дома вместе с Томасом. Лин – последний, помнящий ее такой. Предав его, она предаст и себя саму. Но есть ли у нее выбор? Этот вопрос еще пульсировал в ней, наливаясь серебром, когда Алан отшатнулся.

Картина плато исчезла, лес так и не вернулся. Теперь они стояли вдвоем в серебряной мгле, подобной туману.

– Этот мальчишка тянет тебя назад, Жрица! – в гневе выдохнул Алан, – Ты забыла о своем долге в мыслях о нем! Что ж. Летите. Битва за детенышей кровожадных предателей унесет жизни всех, кто мешает тебе стать собой. Но когда полетишь обратно в Город за новыми Вестниками, помни: смерть товарищей – только твоя вина. Я не стану помогать вам, Жрица. Прочь!

Волна жара ударила ей в лицо, повалила на спину. Когда Алиса открыла слезящиеся глаза, над ней нависал каменный свод пещеры. Чуть слышно раздавались голоса Крылатых. Боль не буравила виски, венок не впивался шипами в самую ее суть. Алиса больше не чувствовала в себе силу Рощи. Она провела ладонью по лицу, словно избавляясь от воспоминаний крылатого сна.

Снаружи раздался глухой грохот, пещеру осветила вспышка молнии, ворвавшийся внутрь ветер принес ядовитый запах грозы.

– Буря началась, наконец-то я узнаю пустыню, – хмуро сказал ей Освальд, отходя подальше от падающих у входа капель.

Камни дымились, ядовитая вода разъедала их подобно кислоте. Алиса зажмурилась.

«Раз, – начала считать она, прислушиваясь к грозе. – Два. – Алан решил проучить свою своенравную Жрицу. – Три. – Роща больше не хранила их от бед. – Четыре. – В глубине пещеры Вестники горячо обсуждали грядущую битву. – Пять».

Гроза не унималась. Всполохи следовали один за другим, накатывая, словно соленый прибой, что бушевал здесь в мире до Огня.

– Грохочет так, будто сейчас небо расколется… – вздрагивая, прошептала Гвен, подтаскивая свой спальник поближе к брату.

– Ага! – восхищенно откликнулся тот, очередная вспышка осветила его лицо, полное ликования.

– Какой же ты болван все-таки, – пробормотала Гвен. – Мне не по себе.

– Да перестань ты. Все обговорили, все решили… Мы сможем. – Трой великодушно разрешил сестре прижаться к его теплому боку. – Завтра в это время будем уже тащить в охапке чумазых ребятишек, ни слова не понимающих, не знающих, куда крылатые чудовища несут их над песками…

Гвен слабо улыбнулась. В сердце у нее поселилось дурное предчувствие. С первой каплей, упавшей на камни у входа, она поняла, что невидимая ладонь, ограждающая их от бед, бесследно исчезла. Оставила их на пороге большой битвы. Пускай нужной, пускай продуманной, но с одурманенными варварами, которые заведомо превосходили их числом.

И теперь Гвен оставалось таить в себе эту тревогу, уповая на давнюю присказку Феты, мол, неназванный сон – несбывшийся сон. Но яркие молнии, раскалывающие небеса, сверкали так зловеще, так предостерегающе, что Крылатая уединилась в глуби пещеры и не проронила больше ни единого слова, пока остальные спорили об утренней вылазке на плато.

– Нужно лететь сейчас, – уверенно говорил Сэм, проверяя арбалет.

Он ненавидел промедления, особенно когда дело касалось боя.

– Да, прямо в грозу, здоровяк. Ты первый. – Лин ломал голову над вычерченной на камнях картой. – Сейчас они друг друга-то готовы прирезать, а уж нас… Обождем до утра.

– Они увидят нас на подлете и скосят стрелами, будто мы дичь, – процедил сквозь зубы Освальд.

– Не думаю, что к утру среди них останется на ногах хоть кто-то, оглядывающийся кругом… Их развезет так, что и Огонь не добудится.

Это замечание мужчина презрительно оставил без ответа.

– Я вообще не понимаю, зачем нам лезть на рожон. Ну, да вы сами себе вожаки, детки. – Он поднялся на ноги. – Теперь думайте, как это все провернуть. А я уж решу потом, лететь ли с вами.