Элис вырвала провод из левой руки.

Боль при этом бесконечно, невероятно усилилась.

Но затем стихла.

Это придало Элис смелости, и она вырвала провод из правой руки.

Все повторилось: сначала боль усилилась, потом стихла и стала почти терпимой.

Элис оставила два провода, прикрепленных к ее голове с обеих сторон, на потом.

Какой бы ужасающей, непереносимой ни была боль, испытанная ею, когда она только проснулась, та боль, которую Элис чувствовала, вырывая провода из головы, была в тысячу раз сильнее.

К тому времени как раскаляющаяся добела агония успокоилась до состояния глубокой пульсирующей боли, Элис попыталась оглядеться.

Она проснулась на лабораторном столе, освещенном полудюжиной ламп. Однако теперь она была на полу перед ним.

Элис никак не могла заставить ноги двигаться.

Посмотрев вокруг, несчастная заметила, что провода, которые она выдернула из своей плоти, тянутся с потолка. За исключением ламп, одной двери, проводов и лабораторного стола, комната была белой и пустой. Еще там имелось зеркало. Элис была совершенно уверена, что это окно с односторонней видимостью.

Непостижимым образом она ухитрилась подняться. Казалось, что ноги забыли, что надо делать.

С трудом подойдя к зеркалу, Элис стукнула по нему кулаком, взывая о помощи.

Если кто-нибудь и слышал ее, то никак не отозвался.

Интересно, сколько времени она провалялась на этом столе без сознания?

И где Мэтт?

Правильно ли она поняла слова Кейна, что он собирается снова вскрыть «Улей»? Неужели у него хватит ума сделать это после того, как там погибло столько народа?

Теперь Элис Эбернати вспомнила все. Она помнила, как прочитала о Т-вирусе. Она помнила, как подумала тогда, что с этим надо что-то делать. Она помнила, как встретилась с Лизой Броуард и уговорила ее дать информацию о Т-вирусе, чтобы передать ее людям, которые смогут разоблачить эту безумную деятельность «Амбреллы». Она помнила, как переспала со Спенсом, а когда проснулась, его уже не было. Элис помнила, что пошла принимать душ, но в лицо ей ударила струя нервно-паралитического газа. Она помнила, как проснулась совершенно без памяти, как сопровождала Одного и команду его спецназовцев, вместе со Спенсом, который тоже ничего не помнил, и копом из полицейского управления Ракун-сити по имени Мэтт Эддисон в «Улей». Девушка помнила, как вдруг узнала, что это Спенс выпустил Т-вирус, а Мэтт оказался на самом деле не копом, а связным Лизы, члена экологической организации, которая намеревалась привести «Амбреллу» к краху.

Элис помнила, как были убиты Один и вся его команда: сам Один, Данилова, Уорнер и Вэнс — системой безопасности: Каплан и Спенс — лизуном: Дж. Д. и Рейн — живыми мертвецами, в которых превратились работники «Улья». Она помнила, как им с Мэттом удалось убежать, убив лизуна, и как их захватил Кейн.

Девушка помнила и еще кое-что. Докладную записку, которую она подала Кейну, где указывала на проектные недостатки механизма замков с ключами-картами, открывающими запертые двери повсюду в «Амбрелле»: любое правильно помещенное острие разрывало цепь, и дверь открывалась.

Кейн не подтвердил получение докладной. Элис готова была биться об заклад, что он и не подумал устранить эту проблему. Кейн был высокомерным ослом.

Элис схватила один из тех проводов, которые недавно торчали из ее руки. Она вставила его в отверстие механизма ключа-карты и начала перемещать, пока дверь не открылась.

Да, он не стал заниматься этой проблемой.

Осел.

Девушка шла по коридорам здания, в котором теперь узнала городской госпиталь Ракун-сити; крыло, в котором она оказалась, было построено на средства «Амбреллы», и они регулярно использовали его для своих целей.

Коридоры были совершенно пусты. Ни врачей, ни сестер, ни больных.

Никого. И ничего.

Тишина была оглушительной. Не только никаких признаков человеческой деятельности, но и признаков самой возможности такой деятельности.

Проходя мимо шкафа, Элис взяла белый халат и надела его поверх своей маленькой рубашки.

Наконец она нашла входную дверь и вышла на улицу.

По сравнению с тем, что она увидела, «Улей» казался просто городским парком в хорошую погоду.

Брошенные, разбитые машины: автобусы, автомобили, велосипеды, мотоциклы, микроавтобусы газетчиков.

Развороченный тротуар, перевернутые мусорные баки, поврежденные здания, разбитое стекло, разбросанный повсюду мусор, поваленные фонарные столбы, дым, костры.

И повсюду кровь.

Но трупов не было.

Медленно, осторожно ступая босыми ногами, стараясь обходить самые опасные места на разбитых тротуарах, камни и битое стекло, Элис пошла по улице.

В ближайшем газетном киоске лежали номера вечернего издания «Ракун-сити таймс». На первой странице был кричащий заголовок: «МЕРТВЕЦЫ ИДУТ!»

Этот идиот открыл «Улей» и выпустил инфицированных работников.

Вот осел.

Но Элис не видела людей — ни живых, ни мертвых. Даже живых мертвецов.

Однако она знала, что это ненадолго.

Два автомобиля из множества брошенных, покореженных машин оказались патрульными полицейскими машинами. Элис пошарила в одном из них, затем — в другом, и нашла то, что искала.

Пистолет.

Она проверила, был ли он заряжен.

Да, полный комплект.

Элис забрала оружие.

«Это было лучшее из времен, это было худшее из времен», — бормотала себе под нос Джилл Валентайн, вылезая из машины.

Эта цитата из Диккенса была навеяна той «сказкой двух городов», которую она видела, проезжая от полицейского управления к мосту под названием Вороньи Ворота.

В некоторых частях Ракун-сити все еще было полно народу, многие пытались уехать или отражали атаки зомби.

Другие места были настоящим городом призраков с брошенными машинами, опустевшими зданиями, причем и те и другие были сильно повреждены. Впервые в жизни она пожалела, что у нее не фургон-вездеход. Но только идиоты ездили на вездеходах по городу.

Конечно, Джилл знала, что в мире полно идиотов.

Перед главным въездом на мост в беспорядке стояли брошенные машины. Джилл никак не смогла бы проехать через этот лабиринт.

По счастью, она не цеплялась за свой автомобиль. Как ни хорош был «порше», это всего лишь вещь. Тот же дядюшка, который оставил ей особняк и «порше», оставил также достаточную сумму денег, чтобы племянница могла купить другую вещь.

Единственное, что имело для Джилл значение, были два автоматических пистолета у нее на бедре и на плече, пачка сигарет в кармане, которую она забрала из перчаточного ящика, и карточки в бумажнике, по которым она могла получить деньги. Все остальное — одежда, награды, бильярдный стол, CD и даже ее значок — все это было заменимо.