но мы пишем историю продиктованную истиной, поэтому мы не можем признать предположения, далекие от истины».

(108) В проливе, о котором мы говорили, нечто странное происходит с оливковыми деревьями. Во время прилива вода закрывает их, но когда она отступает, деревья в это время цветут. Здесь у морских скал есть растение, очень низкое и которое напоминает черный тростник. Туземцы говорят, что это волосы Исиды, пытаясь придать веры сказочному вымыслу. Когда это растение треплют волны, оно колеблется в разных направлениях, так как его ткани мягкие, и такое же явление наблюдается у других растений; но если отрезать кусок и оставить на воздухе, он мгновенно становится тверже железа.

(109) В местах, о которых мы говорили, обитает большое количество рыбы разных видов. Отметим один чрезвычайно черный, размером с человека: называют его эфиопом по этой причине и, потому что по очертаниям морда приплюснутая. Сначала те, кто ловили эту рыбу, верили в сходство ее с человеком и не ели, и не продавали ее; но со временем стали делать по другому и не придавать значения сходству.

(110) Мы представили данные пять книг и, насколько это зависело от нас, дали точную историю народов, живущих на юге. Что касается островов, позже открытых в море, о народах, их занимающих, о благовониях, что производит страна троглодитов, мы отказались от изложения истории, потому что возраст не позволяет нам взяться за это дело. Во-вторых, мы писали труды о Европе и Азии; наконец напомню, по причине бегства из Египта, мы не можем предоставить достаточно точные сведения. Что касается того, кто станет свидетелем этих предметов, и будет обладать стилем, достойным исторического повествования, и решимостью добиваться славы своею работой, то он, конечно, не отступит (от своего замысла).

(111) Арриан, написав книжечку о природе комет и строении метеоров, большим количеством доводов пытается показать, что такие явления не предвещают ничего ни хорошего, ни плохого.

Cod. 259. Антифон, Речи

Переводчик: Агностик

Прочитал речи Антифона[914], и нашел в них точность, силу и изобретательность. Этот оратор (при рассмотрении) вопросов исключительно правдоподобен и весьма искусен; он умело извлекает истину из мрака, ее скрывающего, своими доводами, тонкими и настойчивыми: часто отходя от рассуждений, он внезапно поворачивает свои речи в сторону законов и обычаев, тогда становится трогательным, но никогда не теряет из виду того, что мы называем приличия, благопристойность.

Цецилий говорит, что Антифону не известны фигуры мысли, которые он никогда ни искал, ни использовал такие удачные обороты, такие внезапные замены, через посредство которых мы переходим от одного к другому; что он говорил, полностью (соответствовало) его мыслям, без вымысла и околичностей; но естественною связью его мыслей и следствий, которые он извлекал, он поворачивал, так он того хотел, души своих слушателей. Древние риторы, добавляет он, не думали о том, как найти энтимему и ее лучше выразить: все они были заняты заботами достижения своею дикцией энергичности или приятности, гармонии всей своей композиции. Ибо они верили, что это сильное преимущество в ораторском искусстве. Затем тот же Цецилий высказывается в таком роде; когда я говорю, продолжает он, что речи Антифона не содержат фигур, я не претендую на утверждение, что все они совершенно лишены их; потому что мы находим вопрос, пролепсис, и еще кое-что подобное; но я имею в виду, что все это используется редко, к чему он приходит естественным путем, без помощи какого-либо метода, и чего он никогда не знал ни как искусство, ни как заповедь. Это то, что можно заметить и в сочинениях Антифона, и в таковых других риторов того времени; нет, как я уже сказал, полного отсутствия этих фигур; потому что так вряд ли возможно, чтобы в такой длинной речи они не проявились; потому что они не чувствовали ни их горячности, ни их числа, ни их разнообразия, но оправдано, когда говорится об пренебрежении этим искусством древними ораторами.

Есть шестьдесят речей, которые несут имя Антифона. Цецилий признает только тридцать пять, другие двадцать пять только предполагает. Это ритор учился, по некоторым данным, у Софила, собственного отца, который был профессиональным софистом; а по Цецилию, у историка Фукидида. Он добавляет, что Антифон часто спорил с Сократом, но не ради спора, но с целью разъяснения вопросов и разгадки истины.

Говорят, он первым[915] сочинил судебную речь; фактически, мы никого не знаем до его времени. Можно также сказать, что он первым изобрел риторику, он породил прекрасные условия для нее; поэтому ему дали прозвище Нестор. Платон[916] в одной из своих пьес «Разговор с Писандром» высмеял его алчность. Говорят, он написал несколько трагедий не только когда вел жизнь частного человека, но также при дворе тирана Дионисия, когда играл более значительную роль. Со временем он проявил наклонность к поэзии, уверяют, что он открыл искусство лечить скорбящих, и построив небольшой домик недалеко от рынка в Коринфе, он повесил объявление относительно такого странного таланта. Действительно, он спрашивал тех, кто пришел к нему, чтобы выяснить причину печали, и он всегда отпускал их утешенными и успокоенными. Но найдя это занятие недостойным себя, он вернулся к ораторской деятельности: его первая судебная речь была против врача Гиппократа[917], который позволил осудить себя неявкою. Антифон жил в конце войны персов против греков, он немного старше[918] софиста Горгия, и он жил в то время когда Совет Четырехсот отменил демократию в Афинах. Некоторые даже думают, что он принял активное участие в этом перевороте; поскольку, когда их господство прекратилось, он был привлечен к суду и приговорен к смерти; его тело осталось погребенным, — наказание, назначенное по закону изменникам родины: наконец, проклятие было наложено и на все его потомство. Однако Лисий говорит, что наоборот, он был жертвой мстительности Совета Четырехсот. Другие писали, что он был послан к Дионисию, и однажды тиран спросил его какая бронза наилучшая, и он ответил, что та из которой сделана статуя Гармодия и Аристогитона[919], и Дионисий, поняв, что он имел в виду, тут же погубил его. Другие сообщают, что он навлек на себя ненависть тирана слишком свободно говоря то, что он думает о стихах (Дионисия), которыми тот очень гордился.

Cod. 260. Исократ

Переводчик: Агностик

Также я прочитал шестьдесят речей Исократа; именно столько их известно под его именем, хотя Дионисий Галикарнасский признает только двадцать пять, а Цецилий двадцать