очагах… Они умирают, потому что здесь жить нельзя. Я ждал этого, но надеялся, что не доживу.

– Их можно спасти?

– Не знаю. Собирай всех. Чем бы ни занимались, пусть все бросают и сюда. Заодно узнаем, на что вы теперь способны.

– А как… Что делать-то?

– Любить. И хотеть, чтобы они выжили.

Тогда Варка думал, что эта ночь в лагере умирающих от неизвестной хвори будет самой страшной в его жизни. Но он ошибался.

* * *

– Что ж. Госпожа Жданна – блестяще. Госпожа Илана – очень хорошо. Господин Филипп – вполне приемлемо. Даже не ожидал. Госпожа Хелена снова тратит силы напрасно. Хотя результаты производят впечатление. Господин Илм… Отрадно сознавать, что ты хотя бы попытался. Господин Ивар… ну, ты и сам все знаешь. Ты беседовал с ними?

– Да. Ничего хорошего. У соседей наших еще так-сяк. На все княжество не более сотни случаев. А вот дальше к морю… Война прекратилась сама собой… Слишком мало таких, кто еще способен держать оружие. В иных местах и хлеба никто не сеял. Пустые поля. Пустые деревни.

– Угу. На юг и на запад – то же самое. Итак, вам придется решать, что теперь делать.

Птенцы-подкидыши, порядочно повзрослевшие за три минувших года, тихо сидели вокруг парадного стола, смотрели встревоженно.

– А мы можем что-то сделать? – робко спросила Жданка.

– К несчастью для нас, можем, – скривился крайн, – только что я в этом убедился.

– Разве нас это касается? – поинтересовался Илка. – Земля-то не наша.

– Не наша.

– Скажем князю, тот поставит на границе заслон, чтоб заразу больше не заносили, – и все.

– Что ж, это разумно и справедливо. Они вели себя хуже скотов, они виновны во всех мыслимых и немыслимых грехах. Пусть они вымрут. Все.

Правда, заслон не поможет. Это носится в воздухе. Проклятие, которое ничего не знает о наших границах. Оттого, что мы будем удерживать за кордонами несчастных, нуждающихся в помощи, ненависть только усилится. Они умрут, проклиная нас. Злоба затопит Пригорье. Сначала умрут те, кого мы считаем чужими, а потом и свои, те, кого мы хотели бы защитить.

– И была та страна разорена войной, и охвачена чумой, и проклята во веки веков, – пробормотала Фамка.

– Но сжалились прекрасные мудрые крайны, спустились с гор, облетели всю страну от края до края и сняли проклятие, – запинаясь, выговорил Варка.

– Вы что, – ахнул Илка, – с дуба рухнули? Эй, красавчик, ты что, всех тут перекусал?

– Как мы можем… – жалобно выговорила Ланка, – мы же не крайны.

– Да. Если вы пожелаете сделать это, придется идти пешком, – жестко сказал господин Лунь, – пешком, шаг за шагом, по разоренной стране, кишащей остатками разбитых войск.

– А что надо делать? – пискнула Жданка.

– Немного добра в этом свихнувшемся мире. Малую толику от каждого. Лечить. Спасать. Защищать. Любить, прощать и терпеть. Из мертвого делать живое. Чему еще вы здесь научились?

– Навоз выгребать, – хмыкнул Варка.

– Это от вас не уйдет. Я сделал вас сильными. Очень сильными. Но хватит ли у вас сил теперь – не знаю.

– Прорвемся! – прищурился Варка. – Где наша не пропадала.

– А то, – подтвердила Жданка, – раз плюнуть.

Фамка подумала и сдержанно кивнула. Липка осторожно накрыл ее руку своей и тоже кивнул.

– Не хочу, чтобы все умирали, – жалобно сказала Ланка, – там же дети.

– Дура, – прошипел Илка и быстро добавил: – Без меня не пойдешь.

– Что ж. Хотим мы одного и того же. Значит, будем об этом просить, и тогда узнаем, так ли уж мы бессильны перед лицом торжествующей смерти.

Господин Лунь вздохнул, поднялся и медленно направился наверх. Хромота его вдруг стала очень заметной. Все молча ждали. Из библиотеки господин Лунь принес свернутую карту. На стол легла вся страна, от гор и до моря, от Тихвицы до самого Полибавья.

– Что ж. – Длинный палец медленно двинулся по карте. – Господин Филипп, госпожа Хелена. По тракту через Пучеж и Сенеж до Долгого озера, потом через Заозерье, Коровьи топи, Восточное Полибавье. Будешь спасать свою вотчину, князь.

Фамка следила за скользящим по карте пальцем, молча кивала. Она, может, и напугалась бы, но Липка держал ее за руку, тихий, мягкий, совсем спокойный.

– Госпожа Илана, господин Илм. Пойдете через Бренну на Высокие Увалы, потом на Белую Криницу, Грязовец и Коростовец. Край разоренный, почти все битвы войны прошли на этих полях. Людей там не слишком много, поэтому будет не так страшно. Все, что требуется, – это оживить загубленную землю. Хотя, госпожа Илана, не могу обещать, что это будет легко… Госпожа Жданна, господин Ивар – вам самое трудное. Через Волчью Глотку в Косинец.

– Что, и этих будем спасать? – фыркнул Илка.

– Спасать – так всех, ты не находишь? Итак, Косинец, Малые Лодьи, Поречье, Большие Лодьи, Городец. Все побережье. Очень опасно. Полно мародеров, в Лодьях речные пираты, в Городце – остатки королевской армии. Щит не опускать даже во сне. Надо будет драться – деритесь.

– А столица? – спросила Фамка.

– А столица и Западное Полибавье – это уж мне. В столице, по слухам, все еще что-то вроде регулярной армии. Правда, чья она, этого они, по-моему, уже и сами не знают. С таким вы не справитесь.

– Как же вы один пойдете, – испугалась Жданка, – кто вам щит держать будет?

– Обойдусь без щита.

– Нет, так нельзя. Лучше мы с вами.

– С вами – не лучше, – огорошил ее крайн, не отводя глаз от карты. – Время дорого. Любопытно получается. Как ни крути, а все наши дороги ведут в Липовец.

– Вот и хорошо, – бодро сказал Варка, – там и встретимся.

– Ага, – обрадовался Илка, увидевший перед собой ясную цель, – у Птичьего фонтана.

– А когда? – живо спросила Ланка, тонко разбиравшаяся в том, как надо назначать свидания.

– Чего не знаю, того не знаю, – пробормотал крайн, – через год, через два, через десять лет.

– Или никогда, – прошептала Фамка.

* * *

Попрощались с Тондой и Петрой, с Валхом и теткой Таисьей. Отправили письмо господину Владу. Тот примчался за последними приказами угрюмый и недовольный, уехал же и вовсе мрачнее тучи.

Собрали котомки, кое-что из одежды, только самое необходимое, чтоб полегче было нести, немного денег, чтоб никто не позарился, немного еды на первое время.

Проводили Ланку и Илку через колодец в Бренну. «Уверен, теперь ты сможешь ее уберечь», – на прощание сказал крайн Илке. Ланка, как водится, поплакала.

Проводили Фамку и Липку через колодец в Броды. «Он тебя любит, твой принц», – на прощание шепнул крайн Фамке. Фамка опустила глаза, поджала губы. До любови ли тут, когда впереди столько черной работы.

У одинокого дерева остались трое.

– Выросла ты, рыжая. Совсем взрослая стала. Сколько лет-то тебе?