— Холли, взять его! — крикнула баньши, и Форд перехватил девочку, подняв повыше.

— Она это и делает, — ответил он, и лицо его исказилось эмоцией, но тут же он заставил себя успокоиться. — Она берет от меня все, кроме того, что мое. Во мне не осталось мыслей, кроме моих собственных. А ты, Миа, преступница. Ты помогла создать наше общество — ты будешь жить по его законам.

— Нет! — взвыла она — и бросилась.

Мелькнул красным опрокинутый фонарь. Перед глазами посерело, от головной боли я чуть не потеряла сознание. Или это фонарь взорвался. Я застонала. Миа я не видела, но услышала плевок пейнтбольного пистолета и падение на пол чего-то тяжелого.

— Все хорошо, — услышала я шепот Форда. По интонациями я догадалась, что он обращается к Холли. — С мамой ничего не случилось, она немного поспит. И ты будешь каждый день ее видеть, Холли, я тебе обещаю. Оставайся с ней, я прямо сейчас вернусь.

Я не могла дышать — так болели ребра.

— Рэйчел, как ты? — спросил Форд голосом, полным душевной боли, и я почувствовала, что он меня переворачивает и поднимает мою голову с холодного цемента. Мужские пальцы ощупали мое лицо, но я не поняла, открыты у меня глаза или нет. Мне было холодно, меня трясло, и это усиливало боль.

Он отер мне слезы, и пыль у него на руках стала мокрой цементной крошкой. Запах влажного цемента проник в мои мысли, смешиваясь с болью, я задышала глубже, не понимая, прошлое это или настоящее. Я чувствовала, что теряю сознание, чувствовала, как перестают работать участки мозга. Погас свет, я ничего не видела, но меня кто-то обнимал, и этот кто-то пах холодным цементом.

— Кистен?

Я заставляла легкие работать. У кого-то на катере Кистена был точно такой же запах — старый, давно заброшенный цемент. Я стала вырываться — он притянул меня ближе, держа за оба запястья, чтобы я не сопротивлялась.

— Мы должны идти! — всхлипнула я, но он лишь прижимал меня к своей груди и плакал со мной вместе, уговаривая меня вспомнить, успокаивая, что он со мной, что мне не придется вспоминать в одиночку. И что он вернет меня потом обратно.

Вонь цемента наполнила меня — и оживила память. Она заструилась через меня, болезненно, вслед за запахом сырого камня и пыли, а с нею — страх. Панический страх.

Надо выбраться! Сюда идет вампир, и надо уходить. Я попыталась вырваться из рук Кистена, но он держал меня крепко, голос его смешивался с моим отчаянием, и он вытирал мне слезы. Воспоминание вернулось — и я дернулась. Он вытер мне слезы. Он не хотел со мной уходить — а потом стало слишком поздно.

Я лишилась способности думать; проклятая эта пыль забивала мысли, смешивая прошлое и настоящее. Не давала… думать не давала. Я здесь или на катере у Кистена? Я плакала. Я пыталась его спасти, он меня любил. Но это не помогло, и все равно он погиб. А я теперь одна.

Не одна, отозвался голос у меня в мыслях. Идем, я тебя верну обратно.

Я боролась с забвением, вся в слезах, и ум восставал, вытаскивая давно забытое, воскрешенное запахом пыли, ощущением боли и чувством любви, обернувшимся болью жертвоприношения.

Под стук собственного сердца я закрыла глаза, падая в прошлое.

— Слушай, ты, сволочь! — заорала я в гневной досаде, утирая беспомощные слезы и трясясь от прилива адреналина. Кистен смотрел на меня глазами, полными горя, потому что я нашла его в этой укромной заводи реки Огайо. — Плевать мне, что там говорят вампирские законы, ты не коробка конфет! У меня есть все, что нам нужно, машина моя стоит на стоянке. Вот, надевай амулет маскировки и валим отсюда к чертям!

Но Кистен улыбнулся мне, сощурив синие глаза, и дрожащей рукой вытер мою слезу, оставив на щеке прохладное ощущение высыхающей кожи.

— Нет, любимая, — сказал он совершенно без своего деланного акцента. — Я не могу жить вне законов общества. И не хочу. Лучше я умру по этим законам. И прости, если ты считаешь, что я дурак.

— Ты и есть дурак! — заорала я, топая ногой. Господи, будь я сильнее, я бы его вырубила и утащила прочь. — Нет причин так делать!

Кистен молча застыл, посмотрел поверх моего плеча — и я припомнила, как недавно чуть качнулся катер и заплескала вода о борт. Пахнуло густым запахом вампира, и я обернулась, прижимаясь спиной к груди Кистена. Почувствовав, что у меня дрожит подбородок, я стиснула зубы.

Убийца Кистена не был крупным мужчиной — в честном бою Кистен мог бы его одолеть, но я знала, что честного боя не будет. Глаза у него были черными от жажды крови, и руки слегка дрожали, будто он сдерживался, наслаждался предвкушением удовольствия. Едва заметные морщинки расходились от уголков его глаз. Костюм — будто прямо из восьмидесятых, широкий галстук, заправленный кончиком в рубашку. Для неживого вампира он выглядел неряшливым и старомодным, но он был голоден. А жажда крови никогда не выходила и не выйдет из моды.

— Пискари говорил, что я могу попробовать ведьму на вкус, — сказал он, и я проглотила ком, услышав злую горечь в тихом агрессивном голосе. Пусть он по-дурацки одет, но он хищник, и видя, как он неспешно входит в низкую каюту Кистена в глубине катера, я поняла, как я сильно влипла. Не глядя, не отводя глаз, я нащупала в сумке пейнтбольный пистолет. Он свалит неживого на месте, как и любого другого, но только если это будет для него неожиданно. Неживые вампиры быстры, а этот наверняка был неживым достаточно долго, чтобы пережить тот коварный сорокалетний потолок, когда большинство их погибает. То есть он еще и не дурак. О господи, ну почему я не уехала, когда мне Кистен сказал?

Но я знала ответ, и нашарила за спиной руку Кистена.

— Уезжай, Рэйчел. У него на тебя прав нет, — сказал Кистен таким тоном, будто что-то еще от него зависело, и глядящий на нас вампир улыбнулся его наивности. Блеснули в свете высоковольтных ламп его клыки, влажные от слюны. А у меня… о боже, у меня закололо шею.

Я машинально прижала руку к старому шраму и попятилась, с единственной оставшейся мыслью — создать между нами достаточную дистанцию, чтобы выхватить пистолет.

Вампир прыгнул.

Ахнув, я бросилась в сторону. Руку обожгло болью, когда я свалилась ничком на ковер. Судно наполнил ужасающий шум, я отвела волосы с глаз и увидела, как они схватились вдвоем. Я не могла вздохнуть. Не вставая с пола, я села, нашарила сумку. Пальцы не слушались, и мучительно долго пришлось искать пистолет. Вскрикнув от радости, я отшвырнула сумку, направила дуло на неживого. Если надо будет, я застрелю обоих.

— Ну уж нет! — рявкнул старый вампир.

— Не нет, ада, вонь могильная, — ответила я, спуская курок. С маской гнева на лице этот вампир отшвырнул Кистена, тот полетел через всю каюту и гулким стуком ударился головой о металлическую стену, выше панели.

— Кистен! — крикнула я.

У него глаза закатились под лоб, и он рухнул на пол без чувств.