торговцы-мошенники и вошедшие с ними в сделку оставались голодными и нагими и по этой причине оказывались уже не в силах заняться даже малым делом, которым можно снискать хлеб насущный. А казенные средства пропадали, и никто не мог исправить [положение].

Когда очередь править миром досталась государю ислама [Газан-хану], ‛да продлится навеки его царство’, и он приказал не давать денег в рост, у тех людей руки стали коротки для этого, и ничего они поделать не сумели. За эти несколько лет все те многочисленные истцы со всеми теми ярлыками и бератами пропали из виду и забросили сделки, которые никогда не были основательными. Никто о них не вспоминает, и те люди, которые совершали все те бесчинства,[1043] вернулись каждый к своему первоначальному ремеслу и стали явственно различаться богатые и бедные, простолюдины и благородные, а те люди, удовольствуясь малым, возносят молитвы за державу государя ислама, ‛да укрепится навеки его царство’. Таково, как описано, было одно из вредных последствий ростовщичества.

Далее, лица, которые в эти времена давали в рост деньги, были большей частью монголы и уйгуры. Конечно, как могут быть счастливы несчастные, когда берут деньги в долг с уплатой лихвы. В конце концов они оказывались не в силах уплатить и с женой и детьми попадали в унизительную неволю к ним. Счастьем правосудия государя ислама, ‛да укрепится навеки его царство’, это унижение было отстранено от последователей ислама.

Еще один большой вред состоял в том, что в эти времена те мелики и мутасаррифы областей, которые были людьми благородными и честными, не могли, как положено, позаботиться о денежных средствах области и сами устранялись от этого дела, а нищие мошенники, когда смогли сменить десять лет нищенской жизни на десять дней царской роскоши, стали брать деньги в долг, давать взятки и получать должности хакимов областей и достигали достоинства важных меликов и султанов. Они брали на себя [управление] областью за большой откуп и, поскольку им нужны были деньги на расходы ставки, на покупку гулямов, животных, почетных одежд и предметов роскоши, то они по необходимости брали в долг, а тот, который давал деньги, поскольку понимал, что рискует ими, не давал до тех пор, пока не представлял себе весьма высокой прибыли. Без сомнения они могли получать [ссуду] по три и четыре динара за динар. Когда они [хакимы] отправлялись в области, то совокупности причитающихся дивану податей не хватало на покрытие их долгов, становилось необходимо взимать с ра’иятов вдвое против |S 659| установленного, и несколько тысяч человек рабов божиих и платящих подати государю подвергались притеснению и мучительству. Когда сахибам дивана случалось узнавать об их бесчинстве, то вследствие того, что [хотя] средства и были нужны, но этот хаким, все растратив, замарал и их взяткой, они не могли [этому] воспрепятствовать, к тому же он был человеком неспособным платить. Множество ра’иятов тоже поневоле распускали, делали послабления и не обращали на это внимания, лишь бы приумножились средства. Ему [хакиму] также приходилось давать взятки воеводе и битикчиям области, чтобы они не препятствовали, но если они даже не брали, устранить [этого] не удавалось. Поэтому казне никогда не доставались деньги чистоганом, а если и привозили по временам кое-какие товары, то они не соответствовали четверти стоимости. Поэтому дела войска постоянно находились в расстройстве от недостатка припасов.

Из года в год таким способом они забирали [налоги] области. Хотя обладавшие добрым именем вельможи уступали этим неблагородным злодеям, они никогда не брали на себя сбора налогов, и старейшины мудрецов говорят, что упадок и расстройство государства бывает тогда, когда отстраняют от работы лиц, достойных разных должностей, и предоставляют дело недостойным. Некоторое время шли этим путем, а когда везиром стал «бумажный садр»,[1044] положение и дело со взятием ссуд с уплатой лихвы дошло до того, что если его описать, то нехватит сил. Однако, поскольку об этом зашла речь, то некоторую часть [упомянуть] необходимо. Поскольку все современники воочию видели [обстоятельства], то [теперь] нельзя говорить небылицы, но в будущие времена по этой причине читателям [они] будут казаться невероятными. Они заключаются в следующем. В его [Садр-ад-дина] пору откупщики областей были самыми подлыми из сынов [человеческих] того времени и, поскольку они [откупщики] знали его обычай, что он вола продает за гуши,[1045] они брали суммы в долг и отдавали в виде взятки. Взяв то, что стоит десять динаров за двадцать, они отдавали [их] ему за тридцать. Он принимал, а затем говорил: «Дивану нужны деньги». Откупщик непременно отвечал: «Деньги дают в долг. То количество, которое я дал за оказание услуг, удалось достать при помощи тысячи ухищрений». Он говорил: «Тебе убытка не будет, как только получишь, отдай нам наличными». Тому человеку, как только он представлял кабалэ, вычисляли основную сумму и лихву. Все, что стоило десять, он сразу брал за тридцать и отдавал ему за сорок и немедленно тратил десять динаров излишка. Когда Садр-ад-дин срочно требовал причитающееся, его наибы говорили: «Стоит десять динаров, однако покупают не больше, как за шесть», — и четыре динара забирали они. В общем из сорока динаров основной суммы денег[1046] к нему доходило не более шести, да и те были достоянием дивана, которое растрачивал он. Некто из числа свершавших с ним сделки взял лично для него у одного торговца несколько тысяч овец по пяти динаров за голову с отсрочкой [платежа] на два месяца. К [назначенному] сроку денег не оказалось, большая часть тех овец изнурилась и отощала, [и] он приказал всех продать по незначительной цене. [Их] отдали за лихву, [причитающуюся] за два месяца, а долговую расписку [кабалэ] на основную сумму продлили еще на два месяца. Конечно, от злополучия такой отдачи в рост и взятия в долг, государственные средства погибали, и в казну ничего не доставляли. Из всех переводов, которые Гейхату-хан жаловал из великодушия, никогда никому не доставалось ни гроша, точно так же и из довольствия, содержания и сметных расходов. По этой причине войско стало питать отвращение к Гейхату. Тем не менее Садр-ад-дин постоянно находился в нужде, а когда он умер, на шее у него остались тысячи и тысячи обид людей. Увы, сколь много он опустошил домов, в которых царили богатство и изобилие. Все правители областей, как султаны и мелики, приезжавшие в ставку, таким способом задолжали и брали в долг у сотни тысяч мусульман и монголов, и все их достояние погибло. Некоторые из этих людей умерли и обиды [остались