— Ради Бога, Габриэла! Не покинешь ведь ты старика? Я не хочу жить без твоего общества, дорогая! Помилуй, не уезжай! А с деньгами я устрою! Куда я их возьму? В могилу? Они мне там не понадобятся. Прости меня грешного!

— Что вы такое говорите? Мне неприятно вас слушать. Перестаньте немедленно! Прошу вас, дон Висенте! Не говорите глупостей!

— Нет, Габи! Это не глупости. Я нутром чувствую, что жизнь вытекает из моего тела. Медленно, но неотвратимо.

— Я прошу вас! Мне страшно это слышать! — Габриэла не кривила душой. Ей на самом деле было страшно, и она сама не знала, что тут причина.

В Сан-Хуане Габриэла опять стала думать, как устроить дочь в доме, не вызывая никаких подозрений. Она и так беспокоилась, что её тайна известна двум людям, полагаться на которых очень трудно. И сколько она не думала, а страх не покидал её. Она даже боялась переслать немного денег через служанку Ирию или кучера. Они казались недостаточно надёжными. А время бежало неудержимо.

Неожиданно пришла весть об Андресе. Короткая записка на измятом грязном клочке бумаги сообщала, что Андрес де Руарте воевал на материке с индейцами, теперь лежит в Каракасе раненый и просит денежной помощи.

— Странно, что эту записку писал не Андрес! — воскликнула Габриэла в сильном волнении, вновь и вновь перечитывая её.

— Согласен, — ответил дон Висенте. — Но всё же хоть какая весть от сына.

— Этот Альварес мне вовсе не понравился. Слишком смахивает на бандита с большой дороги, дон Висенте. Я бы ему не доверилась.

— У меня нет выбора, Габи. Я не могу отказать сыну. Пусть это будет обман, но у меня совесть будет чиста. А так… — Дон Висенте шмыгнул носом, а в глазах навернулись слёзы.

— Я понимаю, но всё же много я бы не посмела дать этому проходимцу. Надо будет хорошенько расспросить его, что и как с Андресом.

— Завтра он придёт, Габи. Поговорим тогда основательно. Я согласен с тобой. Много дать мы не собираемся. Сотня песо хватит на первое время, остальное, когда получим весть от самого Андресито.

Коренастый испанец с заросшим бородой лицом и близко посаженными глазами мало располагал к доверию. Тем не менее, дон Висенте принял его любезно, угостил хорошим вином и закусками, расспрашивая в подробностях о сыне.

Когда тот ушёл, захватив сотню монет, Габи не удержалась от язвительного восклицания:

— Ничего хорошего я не жду от этого проходимца! Плакали ваши денежки! Хуже всего то, что он слишком путался в рассказе. Андреса он, конечно, знает, но вряд ли пойдёт дальше этого.

— Я уже говорил, что могу принять твои мнения, но ничего сделать не могу. Слишком я виновен перед сыном, и пусть пропадут эти несчастные сто монет, но душа моя будет спокойна. Ты передала ему своё письмо?

Габриэла кивнула и удалилась к себе, чувствуя пустоту внутри.

Ответа они ждали очень долго, но он так и не пришёл. И дон Висенте, убедившись, что его скорей всего надули, стал таять значительно быстрее.

Он перестал выходить из спальни, отказался от услуги врача, и молча изучал потолок, лёжа на кровати, или устремив взор в пол, сидя в кресле.

Габриэла управляла всем большим домом и хозяйством. Изредка выезжала в свет, где больше не заводила интимных интрижек, довольствуясь всего-то двумя- тремя танцами и скучной болтовнёй знакомых дам.

Её часто посещали мысли о дочери, но теперь они почти не тревожили начавшую черстветь душу молодой женщины. Часто приходили на ум странные мысли об уходе в монастырь, но она понимала, что это глупости, осуществить которые ей никогда не удастся.

И всё же однажды она вызвала служанку Ирию.

— Ты помнишь место, где живёт та девчонка, которую ты искала?

— Конечно, сеньора! Как можно забыть?

— Поедешь туда, посмотришь, как там дела. Отвезёшь пять золотых. Потом в подробностях расскажешь мне. Завтра же и поезжай!

— Исполню, сеньора! Не беспокойтесь!

На следующий день Ирия в смятении вошла в комнату к Габриэле и в страхе остановилась, не смея вымолвить ни слова.

— Что стала истуканом? Что стряслось? Говори!

— Сеньора! Мунтала исчезла! И никто не знает, кто это устроил!

— Как исчезла? Кому она могла понадобиться? Что за глупости ты говоришь!

— Я ничего не придумала, сеньора! Те, её воспитатели или родители, ничего не могли мне пояснить! Думали, что она куда-то забежала, но прошло уже больше двух недель, а девочки всё нет! Боже, прости меня!

Холодок страха закрался в сердце Габриэлы. Голова лихорадочно работала, над решением загадки. Лишь вечером, лёжа в постели, она вдруг вспомнила, что говорила о дочери Хуану. И то вскользь, ничего точного не поясняя. «Даже не сказала имени и места, где она жила! — подумала в смятении. — Но кто-то всё это узнал! Кому-то это понадобилось! Господи! Помоги, огради!»

Габриэла готова была расплакаться, но не допустила этой слабости. И отбросила всякую мысль о причастности Хуана к этому делу. «Зачем это ему понадобилось? Нет! Это не его рук дело! И Эсмеральда не могла такое совершить! Но кто? С какой целью? Шантаж!» — Габриэла всё думала и лишь нагромождала одну нелепицу на другую.

* * *

Сиро и Бласко, приехав в Сан-Хуан, первым делом отыскали дом дона Висенте де Руарте. Подловить Ирию не составило труда. Сиро, как довольно опытный в женских делах человек, предложил ей немного развлечься в хорошей таверне в ближайший выходной день в воскресенье.

— Ты не пожалеешь, крошка! Деньжата у меня есть, а ты только отпросись у хозяйки хотя бы до восьми часов!

Ирия улыбалась серьёзному испанцу, видимо приехавшему из мест, где люди золото черпают лопатой.

В воскресенье Сиро долго обрабатывал служанку, пока она не соблазнилась тремя золотыми и не согласилась выдать секрет хозяйки.

— Ты обещал не выдать меня моей сеньоре, Сиро! — Ирия торопливо одевалась, спеша вернуться домой к сроку. На башне собора пробило уже половину восьмого.

— Успокойся, крошка! Это не в моих интересах! Когда я получу за эту девчонку хороший выкуп, тебя я не забуду. Ты со временем сможешь выкупиться. Я тогда возьму тебя в служанки за хорошую плату! И молчок!

Ирия боязливо улыбнулась и помчалась на крыльях надежды домой.

Встретившись с Бласко, Сиро подробно поведал о встрече со служанкой Габриэлы. Потом, выпив порядочную порцию рома, неожиданно предложил:

— А не послать ли нам всех этих сеньоров подальше, а?

— Ты что задумал, Сиро? Что-то я тебя не пойму.

— Что тут не понять? Мы и сами смогли бы провернуть это