Это они лишь с виду безразличны, а сами нет-нет и поглядывают в ту сторону, потому что и Настенька, и Люда вместе с другими девчонками там же.

— Скоро уедут, — проговорил Геська. — Дядька Евдоким сказал.

Геська работает в бригаде Евдокима Кириченко. А тому, видно, передали, что его слесаренок приударяет за дочкой. Теперь «зятьком» Геську называет. «Мені, — говорит, — кращого зятька і не треба». А вчера снова подшучивал: «Дивись, зятьок, щоб з носом Людка не залишила...»

— Городскими теперь будут, — особенно не распространяясь, подытожил Геська.

Сережка курил, молчал. Он-то знает, о ком говорит друг. Готовятся девчонки поступать в институт. Последние дни дома. Что уж тут...

Солнце припекает, торопится излить свой зной, словно чувствует, что скоро небо затянут тяжелые тучи и тогда не пробиться к земле, не обогреть ее.

Сережка перевалился со спины на живот, склонился над Геськой.

— Смотри-ка, — заговорил, чтобы отвлечься от невеселых мыслей. — Ты растешь, и родимое пятно твое растет.

— Чего ему не расти?

— А форма все такая же, — продолжал Сергей. Сухим стебельком обвел контуры. — Одно крыло, другое. Голова... Будто птица летит.

— Ага. Приметный.

— Интересно. Правда?

— Хорошо хоть возле ключицы примостилось, — отозвался Геська. — А если бы на морде? Представляешь?!

— Да, — засмеялся Сергей. — Ни смыть, ни соскоблить.

— Ни подождать, пока само сойдет, как твой синяк.

Синяк на скуле у Сережки уже рассасывается. Появился он в минувший вторник, когда Сережка и Ромка Изломов выясняли, кто кого одним ударом с ног свалит.

Может быть, такое состязание кое-кому покажется диким, противоестественным. Вот и его отцу тоже не понравилось. Он так и сказал Сережке: «Мы дрались с врагами. Тут все ясно и логично. Но как можно поднять руку на своего же товарища?.. Не понимаю». А Сережка подумал, что в этом они и не поймут друг друга. Конечно, отцу хорошо рассуждать. Время такое было. Красные и белые в открытую сшиблись. А где они сейчас — враги? Не сразу и найдешь, когда надо силу испробовать...

Сережка взглянул на Геську.

— Все же сшиб Цыгана, — сказал удовлетворенно. — А я устоял.

— Тут главное — подготовиться к удару. Ноги пошире расставить.

— А он что, не готовился? Я же не напал из-за угла. Все было по-честному.

— Может, со мной потягаешься?

Сережка отрицательно качнул головой.

— Ничего не получится.

— Не собьешь?

— Рука на тебя не поднимется, — начал объяснять Сергей. — Понимаешь, тут еще злость должна быть. Тогда, знаешь, какая сила появляется! Аж в зубах ломит.

— Чего тебе на Ромку злиться?

— Я и не злился. Это уже потом. А сначала мы просто так уговорились. Кинули пятак. Ему выпало первым бить. Он и ударил. Думаешь не больно? Ого! Искры из глаз посыпались... Вот тогда и осерчал на него. Да еще вспомнилось, что тебя вором обзывал. Ка-ак врезал с левой, так он и с катушек долой.

— Без злости, конечно... Без злости не тот удар. — Геська задумался. — Виктора давно видел?

Сергей потянул папироску.

— Его уже нет в депо, — сказал, сплевывая попавший в рот табак. — Куда-то уехал.

— Ишь, паразит. Напакостил и смылся.

— Ладно, — остановил его Сергей. — Хватит об этом. — И, помолчав немного, добавил: — Скорей перейти бы на семичасовый рабочий день.

— И что тогда?

— Махну куда-нибудь.

— Это ты хорошо придумал! — загорелся Геська. — Давай вместе!

Они взобрались на самую верхнюю площадку вышки, предупредив

мальчишек, которые прыгали «солдатиком» с нижних ярусов, чтобы не помешали им. Мальчишки, задрав головы, ждали их прыжка, заранее предвкушая удовольствие от этого зрелища. А Сережка и Геська стояли на площадке и с десятиметровой высоты смотрели на зеркало пруда. Оно сверкало, искрилось под солнцем и потому казалось далеким-далеким. Не впервые им прыгать отсюда, распластавшись в воздухе и раскинув руки, отдаваться пьянящему чувству полета. Но всякий раз что-то удерживает их у кромки помоста, невольно появляется желание спуститься ниже. Это страх перед бездной — унизительный и оскорбляющий. Тогда, наперекор ему, они бросаются головой вниз, потому что им невыносима даже мысль о малодушии.

А с того берега доносился звон гитары и грудной, с грустинкой Настенькин голос:

Пара гнедых, запряженных с зарею.

Тощих, голодных и жалких на вид.

Тихо плететесь вы мелкой рысцою...

Сережка усилием воли заставил себя не смотреть в ту сторону.

— Приготовились, — сказал Геська.

Снизу уже кричали мальчишки!

— Эй, заснули там?

— Сами не прыгаете и другим не даете!

— Слабо, да?!

Сергей и Геська подошли к самому краю помоста, сложили ладони у груди, развели локти, наклонились.

— Два... три! — скомандовал Сергей.

И они, спружинив на ногах, оттолкнулись, как птицы от ветки. И как , птицы, расправляющие в полете крылья, раскинули руки. У самой воды выбросили их вперед и скрылись из глаз, подняв фонтаны брызг. Следом за ними, как груши, посыпалась восторженная ребятня. А Сережка и Геська уже плыли саженками, громко прихлопывая ладонями по воде.

Они долго плавали, пересекли пруд вдоль и возвратились назад. Все саженками, саженками. И не изгибаясь, не переваливаясь с бока на бок, не вихляя головами, как это делают новички. И не потому, что им хотелось прихвастнуть. Просто, где бы они ни были, что бы ни делали, рядом с ними незримо присутствовали эти взбаламутившие их души девчонки. Сережке, Геське и сейчас чудились их взгляды. И им было невыразимо хорошо. Уходила прочь усталость. Откуда-то появлялись новые силы.

Но те, ради кого предпринимались эти героические усилия, были заняты совершенно иным. Они не видели ни их одновременного прыжка с вышки, ни далекого рейда...

— Завтра уж поплаваем, — сказал Геська, выбираясь на берег. — Отведем душу за всю неделю. Пораньше собирайся.

— Завтра в колхоз, — отозвался Сергей. — С ребятами из депо.

— Чего там не видели?

— Помочь надо овощи собрать.

Геська подумал, махнул рукой.

— Ладно... Я тоже с тобой.

— Подшефные они наши, — пояснил Сергей. И без видимой связи, продолжал: — Ты когда-нибудь обращал внимание на глаза?

— На свои, что ли? — скептически усмехнулся Геська.

— Да ну тебя! На людские. Вот с кем встречался, с кем видишься?

Геська вытер майкой лицо, попрыгал на одной