– Тандер-Бэй – это то место, где вам не нужно прятаться, – сказал я.

Мы были семьей. У нас уже давно выбили почву из-под ног, но мы не менялись. Чего нельзя было сказать об остальных.

Мне просто нужно было услышать от них «да».

– Я дам вам подумать об этом. Поехали к дому Майкла, – сказал я, направляясь обратно к машинам. – Нам нужна еда.

– С этим не поспоришь, – сказал Мика. – Умираю с голоду.

И я улыбнулся.

Если они захотели остаться ради завтрака, то это точно не означало «нет».

* * *

Я не остался. Оставил их в Святом Киллиане, где повар накрыл завтрак, но потом увидел, что за столом кипит жизнь, и родители, и охрана, и…

Мое сердце рухнуло, когда увидел маленькие черные шевелюры, сновавшие вокруг стола.

Дети.

Мне стало душно, не знал, кто из них Мэдден, а кто Иварсен, но я не мог здесь больше оставаться.

Я просто… не мог. Убежал, запрыгнул обратно в машину Кая и помчался прочь, оставив своих парней и Эмми позади, и провел остаток дня, занимаясь миллионом других дел, которые мне нужно было сделать, поэтому не думал обо всем, что пропустил, пока меня не было.

Но я ведь знал об этом, не так ли? И Бэнкс, и Уинтер были беременны до того, как приехали в Блэкчерч. Я знал, что происходит дома.

Так тяжело было впервые увидеть их сыновей. Я должен был быть с ними.

Но меня там не оказалось.

После сжигания тысячи калорий в «Хантер-Бэйли», где мое членство все еще оставалось действующим – спасибо, Майкл, – я собрал кое-какую одежду и вещи в «Делькуре», связался с банком и разморозил свои счета, сделал еще несколько звонков, позаботился о паре других второстепенных задач и быстро провел встречу в «Белом вороне».

Город был таким же красивым, как и всегда. Колокольня все еще лежала в руинах, «Бухта» по-прежнему тихо стояла на расстоянии, а могила Эдварда МакКланахана была украшена безделушками после последнего паломничества, совершенного нынешней баскетбольной командой Тандер-Бэй Преп. Я много ездил, несколько раз проезжая мимо старого дома Эмми, несколько раз мимо нашей старой школы, и избегал моста, где чуть не утонул два года назад.

Только после пятого круга по окрестностям города, на закате я понял, что это была Вечная ночь. Man or a monster звучала по радио, в окнах мерцали свечи, а комнаты наверху, принадлежавшие подросткам и детям, ярко светились от их подношений в память о Ревери Кросс.

Когда наступила ночь и холод пронзил меня до костей, мне захотелось тепла и того запаха, который чувствовал прошлой ночью.

Знал ли ее брат, что мы в городе? Ему не составит труда узнать, где ее найти.

Я свернул в сторону Святого Киллиана.

Пока я поднимался по скалам, морской воздух проникал в машину. Я проехал по асфальтированной дороге мимо домов Дэймона, Бэнкс, родителей Майкла и матери Рики, мчась через колонны с их газовыми фонарями, и спустился по дороге к Святому Киллиану.

Свечи горели в каждом окне, и я заметил движение сквозь занавески наверху; посреди проезжей части стоял стог сена, полыхающий и разбрасывающий искры во все стороны. Под колесами потрескивал гравий, я остановился, выходя из машины.

Поездка была великолепной. Это место невероятно. Они хорошо поработали.

Как только открыл дверь, меня приветствовали музыка и смех, и я заглянул внутрь столовой – открытая планировка этажа хорошо сохранилась, за исключением нескольких стен, которые они добавили кое-где, чтобы дать некоторым комнатам уединение.

Уинтер сидела на коленях Дэймона, пока они с Алекс смеялись над тем, что говорила Рика, стол был завален заметками, журналами, смокингами – для свадьбы, как я предполагал, – закусками и цветами. Бэнкс и Кай, должно быть, ушли домой, и Мика написал мне ранее и сообщил, что они собираются переночевать в квартире.

Я понятия не имел, где были Миша и Райен, но они, вероятно, поехали в его или ее дом в Фэлконс-Уэлл, недалеко отсюда. Майкл вышел из кухни с тарелкой бутербродов и на ходу съел один.

Но я ускользнул прежде, чем меня заметили.

Позади меня послышалось воркование, я почувствовал дрожь в животе, когда повернулся и пересек холл в бальный зал.

Люстры потускнели, стулья и диваны расставили по комнате. Я оглянулся и увидел манеж с торчащей за ним копной черных волос.

Подойдя, посмотрел на голубоглазого мальчика с отцовскими бровями и длинными ресницами матери, мой подбородок задрожал, потому что он был чертовски красивым.

Протянув руку, поднял его и обнял, маленькое тельце было легче воздуха.

В столовой раздался смех. От его невероятного детского запаха у меня закружилась голова, в горле встал ком, а на глаза навернулись слезы.

Я задрожал от тихих рыданий, глядя на его красивое лицо, пока слезы текли по щекам. Дэймон сделал все это без меня. Он так хорошо справлялся без меня.

Я должен был быть здесь, когда родился ребенок. Я должен знать Мэддена.

– Возьму тебя на «сладость или гадость» в следующем году, хорошо? – прошептал я ему. – И каждый год буду брать. У меня есть собственный дом, и я собираюсь быть на всех играх Майкла и на всех выступлениях твоей мамы, и буду дарить тебе самые большие подарки на каждый день рождения. – Я прижался щекой к его лбу. – Я даже не скажу им, во сколько ты лег спать, когда они попросят меня посидеть с тобой допоздна, а сами пойдут на свидание.

Ивар, Мэдс и ребенок, которого вынашивала Уинтер, никогда бы не узнали, что меня не было.

Уложив его обратно в кровать, я прижался губами к его голове и протянул ему плюшевую змею, улыбаясь про себя и вспоминая Годзиллу, которую подарил Эм. Интересно, сохранилась ли она у нее?

Направляясь к задней части дома, спустился по лестнице в катакомбы, заметив, что Рика уговорила Майкла покрыть неровные каменные лестницы деревянными.

Как давно я здесь не был?

Я шел по деревянным полам, искусственное пламя мерцало на стенах в подсвечниках, и знал, что здесь дюжина или около того комнат. Я не был уверен, куда они ее поместили, но попробовал войти в первую комнату.

Дверь открылась настежь, я вошел в темное помещение, свет из коридора пролился внутрь и осветил тело под простыней на кровати.

– Уилл? – сказала она, переворачиваясь.

Я посмотрел, как она потерла глаза, увидел кружевной черный бюстгальтер под джинсовым комбинезоном, мой пульс мгновенно участился, а член начал оживленно поддергиваться.

Черт. Мне нравилось, когда она носила комбинезоны.

Я смотрел на ее оливковую кожу и каштановые волосы, спадающие на плечи. На ее пухлую грудь и розовые губы.

И на веревку, которая была завязана вокруг ее запястий этим утром, вернулась на ее шею, свисая между грудями.