— Нет, Джуд, это ты меня прости, — сказал Виллем. — Я не знал, что это настолько тебя травмирует. — Он погладил его по голове. Они помолчали. — Я впервые видел, как ты плачешь.

— Что ж, — сказал он, сглотнув. — Видимо, это не такой эффективный способ обольщения, как я надеялся. — И он слегка улыбнулся Виллему, и Виллем улыбнулся в ответ.

Они все утро лежали в постели и разговаривали. Виллем спрашивал про отдельные шрамы, и он рассказывал. Он объяснил, откуда шрамы на спине: про тот день, когда его поймали при попытке бегства из приюта, как его били, как потом раны инфицировались, спина много дней гноилась, пузырилась волдырями там, где занозы от ручки метлы попали под кожу; и каким он остался, когда все это закончилось. Виллем спросил, когда он последний раз раздевался перед кем-нибудь, и он солгал, что — не считая Энди — в пятнадцать лет. И тогда Виллем стал говорить добрые, невероятные слова про его тело, на которые он старался не обращать внимания, потому что знал, что это неправда.

— Виллем, если ты больше не захочешь быть со мной, я пойму, — сказал он. Он сразу предложил никому не говорить о том, что их дружба, возможно, преобразуется во что-то другое, и хотя он объяснил Виллему, что это даст им больше личного пространства, времени, чтобы разобраться, он еще и думал, что так Виллему будет проще передумать, не оглядываясь на то, что скажут другие. Конечно, в этом решении слышалось эхо его отношений с Калебом, которые тоже сохранялись в тайне, и ему приходилось напоминать себе, что это совсем другое дело; совсем другое, если только он не сделает его тем же.

— Конечно нет, Джуд, — сказал Виллем. — Конечно нет!

Виллем провел кончиком пальца по его брови — этот жест успокоил его, в нем была ласка, но не было сексуального напряжения.

— Просто жизнь со мной может оказаться чередой неприятных сюрпризов, — сказал он наконец, но Виллем покачал головой.

— Сюрпризов — возможно. Но не неприятных.

И вот он стал стараться каждый раз раздеваться на ночь. Иногда он может сделать это, а иногда нет. Иногда он позволяет Виллему трогать свою спину и руки, а иногда нет. Но он не может обнажиться перед Виллемом днем или при свете и делать другие вещи, которые, как он знает из фильмов и подслушанных разговоров, делают пары: он не может одеваться при Виллеме или принимать душ вместе с ним (ему приходилось делать это с братом Лукой, и он это ненавидел).

Его собственная застенчивость, однако, оказалась незаразной — его поражает, как часто и непринужденно обнажается Виллем. По утрам он откидывает край одеяла и разглядывает спящего Виллема с клинической отстраненностью, отмечая, как совершенно его тело, и потом вспоминает со странным, болезненным головокружением, что именно ему дано смотреть на него, что ему дарована эта красота.

Иногда невозможность происходящего оглушает его, и он замирает. Его первые отношения: брат Лука (можно ли это назвать отношениями?), его вторые отношения: Калеб Портер. И вот третьи: Виллем Рагнарссон, его любимый друг, лучший человек, какого он знает, человек, который мог бы получить любого, кого захочет — мужчину или женщину, и который все-таки по каким-то безумным причинам — неодолимое любопытство? Сумасшествие? Жалость? Идиотизм? — решил, что ему нужен он. Ему как-то приснился сон: Виллем и Гарольд сидят за столом, склонив головы над какой-то бумагой, Гарольд считает что-то на калькуляторе, и он знает, хоть ему никто и не говорил, что Гарольд платит Виллему за то, чтобы тот был с ним. Во сне он чувствует одновременно унижение и благодарность: Гарольд так щедр, и Виллем соглашается на сделку. Когда он просыпается, он хочет сказать что-то про это Виллему, но тут логика вступает в свои права, и ему приходится напомнить себе, что Виллем не нуждается в деньгах, что денег у него полно и, какими бы странными и невероятными ни были причины выбрать именно его, он принял это решение свободно, без чужого влияния.

В этот вечер он читает в постели и ждет Виллема, но засыпает и просыпается, только почувствовав, что Виллем гладит его по щеке.

— Ты дома, — говорит он и улыбается, и Виллем улыбается в ответ.

Они лежат в темноте, обсуждают ужин Виллема с режиссером, съемки, которые начнутся в январе в Техасе. Фильм «Дуэты» основан на романе, который ему нравится, он о мужчине и женщине, которые скрывают свою гомосексуальность, оба работают учителями музыки в школе маленького городка; перед читателем разворачиваются двадцать пять лет их брака, с шестидесятых до восьмидесятых годов двадцатого века.

— Мне нужна будет твоя помощь, — говорит Виллем. — Мне придется серьезно поработать над игрой на пианино. И мне придется там петь. Они наймут мне учителя, но ты можешь со мной позаниматься?

— Конечно! Но тебе не о чем беспокоиться: у тебя прекрасный голос, Виллем.

— Слишком слабый.

— Очень красивый.

Виллем смеется, сжимает его руку.

— Скажи это Киту, он уже лезет на стенку от ужаса. — Он вздыхает. — Как ты провел день?

— Хорошо, — говорит он.

Они начинают целоваться — ему до сих пор приходится держать глаза открытыми, чтобы помнить, что он целует Виллема, а не брата Луку, и все идет хорошо, пока в памяти не всплывает первый вечер, когда он привел сюда Калеба, как Калеб прижимал его к стене и что за этим последовало, и он резко отстраняется от Виллема, отворачивается от него.

— Прости, — говорит он. — Прости.

Он сегодня не снял на ночь одежду и теперь натягивает рукава на руки. Рядом ждет Виллем, и в тишине он слышит собственный голос:

— Вчера умер человек, которого я знал.

— Ох, Джуд, — говорит Виллем. — Сочувствую. Кто?

Он долго молчит, стараясь выговорить нужные слова.

— Человек, с которым у меня были отношения, — произносит он наконец, едва ворочая во рту языком. Он чувствует, как внимание Виллема сгущается, как тот придвигается ближе.

— Я не знал, что у тебя с кем-то были отношения, — спокойно говорит Виллем. Он откашливается. — Когда?

— Когда ты снимался в «Одиссее», — отвечает он тихо и снова чувствует, как меняется атмосфера. Он вспоминает слова Виллема: «Что-то случилось, пока меня не было. Что-то не так». Он знает, что Виллем тоже вспоминает сейчас тот разговор.

— Ну, расскажи мне, — говорит Виллем после паузы. — Кто был этот счастливчик?

Он почти уже не может дышать, но продолжает.

— Это был мужчина, — говорит он, и хотя он не смотрит на Виллема, сосредоточив взгляд на светильнике, он чувствует, как тот ободряюще кивает, ждет продолжения. Но он не может продолжить, Виллему придется задавать вопросы, и Виллем их задает.

— Расскажи мне о нем. Как долго вы встречались?

— Четыре месяца.

— И почему это закончилось?

Он думает, как ответить.

— Он не очень хорошо ко мне относился, — говорит он наконец.