Меня пробрал озноб. Никто не провидел этого. Только я. Я одна.

Я не понимала, как такое возможно, но вдруг осознала, что мне необходимо понять это. В моем непонимании собственных снов таится страшная опасность. Я – единственная, кто может стать у руля и вести корабль, но я не знаю как.

Тихо, – сурово рыкнул на меня Волк-Отец. – Ничего не говори. Только не им.

Но мне нужно знать, – возразила я.

Не нужно. Тебе не обязательно быть такой. Потяни носом. Почувствуй запахи, что окружают тебя. Бойся опасности, грозящей сейчас. Иначе ты не доживешь до опасностей, которые будут грозить тебе завтра.

В его предостережении слышалась какая-то печальная обреченность, словно он слишком хорошо знал, о чем говорит. Я запрятала поглубже свои вопросы и открылась тому, что происходило вокруг.

– По крайней мере, они только забрали платье у той женщины, – сказала Одисса.

Двалия, с унылым видом сидевшая у костра, догадывалась, в чем причина.

– Пока они не знают точно, на что способен Виндлайер, они не отважатся делать ничего такого, за что весь город может ополчиться на них. Но пока они издеваются над обывателями и ребячатся, мы сидим тут на виду у любого, кому вздумается выбрать дорогу через этот лес. Мы стали видимы. С нами может случиться все, что угодно.

Одисса наморщила лоб.

– Все, что угодно? – переспросила она, словно ей было трудно представить такое.

У Двалии сделался больной вид.

– Все, что угодно. Мы настолько отклонились от пути, что я не знаю, как вернуться обратно. Не знаю, следует ли нам что-то предпринять или лучше подождать, пока путь сам призовет нас. Любое действие может только увести нас от пути еще дальше.

Одисса закивала почти восторженно:

– Да, так нас и учили в школе. «Доверьтесь путям Белой Пророчицы. Не делайте ничего резкого. Только Белая Пророчица при посредстве своего Изменяющего может направить будущее в наилучшее русло». Но по-прежнему ли это правильно теперь, когда мы так далеко от пути?

– Нам остается лишь верить, – отозвалась Двалия, однако мне показалось, что в ее голос вкралось сомнение.

Другие небелы подошли послушать разговор. Они сбились вокруг нее, как стадо овец вокруг пастуха. Мне вспомнился жуткий сон. Я стиснула зубы, словно пыталась сдержать тошноту, а не рвущиеся с языка слова, эхом звучащие в голове: «Овцы рассеяны, а пастушка убегает с волчонком в зубах».

Тут от другого костра донеслись громкие восклицания:

– Почему? Почему нельзя-то? Мы же празднуем! Мы ж сидели тут и ждали, пока вы испытывали парня в городе, но мы тоже хотим повеселиться!

– Они мои, – отвечал Эллик, но в суровых словах крылось сдержанное веселье, как изюм в хлебе. – Когда обменяем их на деньги, каждый получит свою долю. Разве я когда-то делил добычу не по справедливости?

– Нет, но…

Я вытянула шею и разглядела – это говорил Хоген, красавчик, который пытался изнасиловать Шун. В свете костра было видно, что его нос и щеки раскраснелись не только от мороза. Калсидийцы пили украденное вино. Мне удалось мельком увидеть Виндлайера – он сидел прямо на снегу и глупо улыбался.

– Это все он виноват, – сказала Двалия с ядовитой горечью в голосе.

Я сперва подумала, что она говорит об Эллике, но Двалия продолжила, глядя в лесную чащу:

– Это он с нами сделал. Не пожелал довольствоваться отведенной ему ролью. А ведь с ним хорошо обращались. У него не было причин убегать, выбирать Изменяющего по своему разумению, разрушать путь своей волей. Чувствую, и здесь не обошлось без него. Не знаю, какова его роль, но без него точно не обошлось, будь он проклят.

– Так выдели нам сейчас парочку или хоть одну! – дерзко попросил Хоген. – От одной ты сильно не обеднеешь, капитан.

Я думала, Эллик рассвирепеет от его наглости, но, вероятно, вино и радость от богатой добычи смягчили его нрав.

– Капитан? Нет, герцог! С этим мальчишкой в распоряжении я скоро верну себе герцогский титул! Зовите меня теперь герцогом!

Несколько солдат закричали «Ура!».

Возможно, и Хоген рассудил, что Эллик подобрел от вина и самодовольства.

Он отвесил придворный поклон и произнес:

– Герцог Эллик, ваша светлость, мы, ваши верные подданные, умоляем вас о милости. Не поделитесь ли с нами парой бабенок, чтобы мы могли согреться этой холодной ночью?

Остальные захохотали и поддержали его радостными криками. Эллик смеялся вместе со всеми.

Хлопнув Хогена по плечу, он отвечал во всеуслышание:

– Хоген, я тебя знаю. Одной тебе будет мало. Да и к тому времени, когда вы все попользуетесь одной, от нее ничего не останется, так что и продать будет нечего!

– Так дай нам двух, тогда им достанется вдвое меньше работенки! – нахально предложил Хоген, и по меньшей мере трое солдат поддержали его.

Я почувствовала, как напряглась сидевшая рядом Шун. Она положила руку мне на плечо и вцепилась в него, будто когтями.

Наклонилась и прошептала мне на ухо:

– Пойдем, Би. Ты, наверное, устала. Пойдем отдыхать.

Она чуть ли не силой вздернула меня на ноги. Вокруг нас на корточках сидели у огня небелы – оцепенев от ужаса, они смотрели на костер солдат. Глаза на их бледных лицах от страха делались все больше и больше.

– Нельзя ли нам убежать? – спросила одна из них. – Если мы разбежимся по лесу, кто-то, может, и уцелеет.

– Не делайте ничего, – прошипела Двалия. – Ничего.

Но Шун не стала прислушиваться к ее словам. Она подняла меня на ноги, и мы стали тихо пятиться от костра в темноту. Небелы, парализованные ужасом, ничего не заметили. Но заметила Двалия. Она взглянула на нас, однако делать ничего не стала, словно хотела, чтобы мы сбежали.

Я перестала следить за разговорами у второго костра, но взрывы смеха, доносившиеся оттуда, звучали скорее зловеще, чем весело.

Эллик возвысил голос и сказал почти шутливо и снисходительно:

– Ну ладно, Хоген. Все знают, что у тебя голова не работает, когда головка зудит. Я дам тебе одну. Но только одну. Нарочно для тебя выберу. Идемте, подданные. Следуйте за своим герцогом.

Я застыла как вкопанная, Шун зло зашипела, но тоже остановилась. Я смотрела назад. Мне было очень страшно, но я должна была видеть. Шун еще крепче сжала мое плечо, однако перестала тянуть меня. Думаю, она ощутила то же болезненное любопытство. Тот же трепет пополам с ужасом.

Эллик шел к нашему костру, на его покрытом шрамами лице играла широкая пьяная ухмылка. Его рука лежала на плече Хогена, словно Эллик направлял его, но, думаю, на самом деле он опирался на солдата, идя по снегу. Насильник был все таким же красавчиком. Его золотистые волосы блестели в свете костра, и он улыбался, сверкая ровными белыми зубами. Такой красивый и такой жестокий… Некоторые небелы сидели у костра на узлах со своими вещами. Когда Эллик приблизился, они встали и попятились, но недалеко. Они сгрудились вокруг Двалии, словно в надежде, что она защитит их. Я знала, что она этого не сделает.