Ни у г-на Чебышева, – как бы там ни было, бывшего министра (правда, по Особому совещанию), – ни у некоторых других, кто мог и должен был это сделать, не хватило мужества и политической дальновидности объяснить генералу Врангелю, в какое положение ставит его перед обществом это объяснение ухода с Кубани, становившееся к тому же рискованным векселем в случае неудачи «на Западе».

В Ставке обработка г-ном Чебышевым Кубанской операции заставила одних густо краснеть, других негодовать.

Поводов же для негодования было более чем достаточно.

Вместо честного спокойного разъяснения обществу всей серьезности предстоявшего в близком будущем положения, разъяснения, которое тоща еще не могло вызвать никакой абсолютно паники, вместо призыва ко всем, для кого спасение армии генерала Врангеля было вопросом личного существования, призыва напрячь все силы для подготовки к неизбежной осаде Крыма, вместо всякой попытки пробудить в обществе энтузиазм, налицо было новое partie de pleisir в розовых очках, новый ненужный самообман, новые неизбежные жертвы.

Упомянутое выше интервью г-на Чебышева было поднесено и Европе.

Накануне катастрофы

Падение Перекопа

Заднепровская операция была последней операцией, предпринятой по инициативе Главного командования.

С момента ее печального завершения инициатива окончательно переходит в руки противника, почти открыто стягивающего свои войска к границам Северной Таврии для решительного боя за обладание Крымом.

Разведывательные сводки каждый день приносят сведения о появлении у противника новых и новых резервов, переброшенных с Польского фронта.

Сумерки сгущаются с каждым часом. Обстановка с каждым новым днем становится все более и более серьезной.

21 октября замерзающая, полураздетая, деморализованная армия, закончив отход, заняла первую линию Сиваш-Перекопских позиций.

Большевики сейчас же начали предпринимать подготовительные работы для атаки перешейков. К Перекопу подвозились тяжелые орудия, произведена была необходимая перегруппировка. 1-я конная армия Буденного, занявшая было Чонгарский полуостров, отошла на север, расположившись на линии Петровское – Отрада – Новотроицкое – Стокопани, а на ее место стали подводиться пешие части.

Красное командование предприняло исследование дна Сивашей с целью форсирования их. Для этого, между прочим, к Сивашским озерам были подтянуты не то отколовшиеся, не то вошедшие в контакт с красными (осталось невыясненным) части «армии Махно».

В какой же, спрашивается теперь, степени надежны были укрепления, которые предстояло преодолеть противнику?

О состоянии Сивашских позиций уже упоминалось при описании осмотра их иностранными военными агентами[35]. Они были вполне удовлетворительны и трудно преодолимы вследствие исключительно выгодного рельефа местности (ажурная сетка из озер и дефиле).

Что же представлял собою в боевом отношении Перекоп?

Тот самый Перекоп, который был и неизбежно должен был стать ареной боев, имевших решить участь Крыма. Тот Перекоп, в укрепленности которого никто не сомневался и падение которого в промежуток трех дней поразило весь мир своей ошеломляющей неожиданностью.

Я думаю, что теперь настал час, когда об этой «укрепленности» можно и должно сказать всю правду. Должно хотя бы для того, чтобы положить предел тем нелепым и обидным толкам и представлениям, которые существуют на этот счет за границей.

То, что явилось полной неожиданностью для русскою и иностранного общества, едва ли было неожиданным для того ограниченного крута лиц, которому давно были известны боевые качества Перекопских позиций.

Еще 13 июля 1920 года начальник Перекоп-Сивашского укрепленного района генерал-лейтенант Макеев в совершенно секретном обширном рапорте за № 4937 на имя начальника штаба Главнокомандующего срочно докладывал (выдержка):

«Начинжтехо»[36] обещал единовременно 21 тысячу бревен, 25 200 досок и ежемесячно по 6550 бревен, по 8400 досок, 25—740 жердей и по 169 тысяч кольев.

С мая до сего дня доставлено фактически 20 тысяч кольев, заготовленных еще строительством до начинжтехо, два вагона дров и 450 штук крокв для телефонных столбов. В настоящее время работы по постройке Чонгарского моста, блиндажей, блокгаузов, землянок стоят за недостатком лесных материалов».

Этот рапорт, подводящий убийственный итог работам за целую, самую притом важную в отношении климатических возможностей, половину кампании, достаточно содержателен.

Не менее содержательны были и последующие донесения генерала Макеева.

В результате: к моменту катастрофы укреплений, способных противостоять огню тяжелых, а в девяти из десяти случаев и легких батарей не было.

Вместо обшитых, подготовленных для осенней слякоти и зимней стужи окопов были почти повсеместно традиционные российские канавы. Блиндажами (более чем сомнительного качества) блистал к началу осени (мне довелось быть на Перекопе в последний раз в сентябре) чуть ли не один лишь Перекопский вал.

Железная дорога от Юшуня, бесконечно необходимая для подвоза к Перекопу снарядов и снабжения, не была к осени закончена даже в четвертой своей части, хотя была начата еще ранней весной и хотя надо было проложить всего 20 с лишком верст. Проложенные за это время несколько верст были непровозоспособны. Проселочные дороги на Перекопском перешейке при первых же осенних дождях покрывались непролазной грязью.

Долговременных артиллерийских укреплений на перешейке не было вовсе. Существовавшие полевые были весьма примитивны. Установка большей части артиллерии была рассчитана на последнюю минуту, так как свободных тяжелых орудий в запасе в Крыму не было, за граница их не присылала.

Можно с достаточной достоверностью утверждать, что первое место среди средств обороны Перекопского перешейка принадлежало проволоке.

При пересечении Перекопа с юга на север, от Юшуня до Перекопского вала, насчитывалось к началу осени всего 17 рядов проволочных заграждений.

Электрические фугасы, якобы заложенные между ними, и т. п. – все это было лишь плодом досужей фантазии.

При мощности артиллерии противника и крайне слабом развитии всех прочих средств обороны этого было далеко не достаточно. Большинство окопов не было обеспечено проволокой с тыла, т. е. на случай обхода.

Еще в мае, до начала наступления, в момент весьма острого положения на Перекопе английское командование в Константинополе обратилось х нашим представителям с недоуменным вопросом, почему проволока, предназначенная для укрепления позиций, привезена из Севастополя обратно в Константинополь и там распродается. Назначенное по приказанию помощника Главнокомандующего генерала Шатилова расследование выяснило, что закупленная у союзников проволока находилась на пароходе Добровольного флота «Саратов», вышедшем из Одессы, простоявшем всю весну в Севастополе и получившем приказ идти, не выгружаясь, в Константинополь за срочным грузом. По приходе выяснилось, что все трюмы «Саратова» заполнены проволокой. Новый спешный груз грузить было некуда. И вот группа лиц при содействии нашего бывшего торгового агента в Константинополе профессора Пиленко была поставлена в необходимость, как докладывал впоследствии генерал Лукомский, продать означенную проволоку обратно иностранцам. Всем лицам, участвовавшим в этой неприятной операции, был объявлен в свое время выговор.