...

Публичный скандал досаждал Бисмарку, но во всей этой истории для него было еще одно неприятное обстоятельство, сыгравшее свою роковую роль. Сестры Элизабет вышли замуж за «врагов» Бисмарка. Легендарная салонная хозяйка Мария, которую все звали Мими, была женой Александра фон Шлейница, в 1861 году служившего у Бисмарка министром иностранных дел, а другая сестра – женой барона Вальтера фон Лоэ (1828–1908), генерал-адъютанта кайзера, единственного католика, удостоившегося в имперской Германии звания фельдмаршала158. Уже из-за одних этих браков Элизабет не могла быть супругой Герберта. Ее семейство принадлежало к «контре», собравшейся под крыло императрицы Августы, и Бисмарк называл эту компанию «кликой Гацфельдта-Лоэ-Шлейница». Ни один из его сыновей не должен был даже контактировать с этими «супостатами», и суровая Иоганна полностью разделяла мнение своего великого спутника жизни. Иоганна заявляла: «Я скорее себя порешу, чем сяду за один стол с Лоэ, Шлейницем и Гацфельдтом»159.

Получив развод, Элизабет Каролат отбыла в Венецию, куда обещал приехать и Герберт, чтобы там обвенчаться. Весь апрель 1881 года Герберт метался между своей любовью и непреклонностью родителей. Он тянул с отъездом в Венецию, и у Элизабет случился нервный срыв. 14 апреля она писала Филиппу Эйленбургу: «Я была так больна, что возникли опасения за мою жизнь, и сейчас я еще настолько слаба, что не могу сделать и двух шагов»160. Бисмарк попытался откупиться. 23 апреля княгиню навестил итальянский агент Блейхрёдера. Элизабет с презрением отвергла предложение, о чем агент и уведомил своего босса телеграммой: «Княгиня Каролат не желает вмешательства третьей стороны. Князь Бисмарк может обратиться к ней напрямую»161. 28 апреля Герберт решил поговорить с отцом, лишь разозлив его еще больше. Он сообщил Бисмарку, что намерен все-таки поехать в Венецию и жениться на Элизабет. Отец же ответил ему в своей обычной манере – угрозами: он наложит на себя руки, умрет от разрыва сердца… Бисмарк пообещал применить и практические административные меры. Герберт писал Филиппу Эйленбургу 31 апреля 1881 года:

...

Герберт так и не поехал в Венецию, и чувства в нем, очевидно, погасли. Эберхард фон Фич предполагает, что в борьбе с волевым отцом он не мог не сломаться. Кроме того, Герберт вообще отличался «грубым и презрительным отношением к людям»163. В дневниковой записи, сделанной в первый день 1888 года, Хильдегард Шпитцемберг дала нелестную характеристику и Герберту, и другому сыну Бисмарка – Биллу:

...

Герберта испортило «общество». Но и сам он повел себя не по-джентльменски. Он фактически обесчестил красивую, благородную женщину, полностью ему доверившуюся. Герберт не выполнил обещание жениться, что расценивалось как правонарушение. Он оказался трусливым, корыстным и бесчувственным человеком. Генерал фон Лоэ выразил свое мнение с солдатской прямотой: «Если бы Герберт не был сыном всемогущего Бисмарка, то он предстал бы перед судом чести, и это было бы его последнее действие»165. Бесчеловечность отца передалась, разрушив нравственность, и сыну, пополнившему список жертв гения с извращенной и расстроенной психикой. Филипп Эйленбург, знавший всех участников трагедии, заключил, что Бисмарк совершил ужасную и непоправимую ошибку:

...

Грубость, чванство и бесчувственность Герберта в дальнейшем действительно подорвали позиции отца, ускорили завершение как собственной, так и отцовской карьеры. Приведу лишь один пример несносного поведения Герберта, ставшего заместителем отца на посту статс-секретаря по иностранным делам. Эпизод, имевший место в декабре 1886 года, описал в дневнике Вальдерзе:

...

Безусловно, Бисмарк переживал за сына, зная, что обошелся с ним жестоко. Вильгельм фон Кардорф писал Блейхрёдеру: «Похоже, у нас начались недомогания в политических делах из-за венецианской истории Герберта. По крайней мере она стала причиной возобновившихся хворей канцлера»168. Весь май 1881 года Бисмарк был нездоров, и когда Люциус посетил его 12 июня, то был крайне удручен болезненным состоянием своего кумира. В вены одной из ног попала инфекция, и он не мог ходить:

...

Его лечащий доктор наконец решил отказаться от ухода за своим августейшим, но трудным и непослушным пациентом. 17 июля Люциус записал в дневнике, что Штрук попросил освободить его от должности домашнего врача: