Нас незамедлительно обступили со всех сторон.

Каждый старался дотронуться до меня, поговорить. Поднялся немыслимый гвалт. И я вдруг понял, что все выпускники просто пьяны.

«Ну и ладно», – решил я и опрокинул в рот местный напиток.

Надо же, никакой горечи и сивушных запахов. Просто компот какой-то, вернее мед. Вот блин, чертяки, обманули. Ладно, будем пить что дают...

Doc020

Я вынырнул из забытья точно из морской волны. Хлоп – и обнаружил себя за столом, кричащим во всю глотку:

– Да вы все здесь трусы позорные. Да мы таких со Славкой в сортире пачками мочили.

О чем это я?

– Сам урод вонючий.

– А по сопатке?

– Ставь бабу на кон!

Голоса летели отовсюду и отзывались в голове мутной болью. Где это я? И чего вообще делаю? Вот незадача...

Я потряс головой. Ничего не вспоминалось. Перед глазами плыли круги. Надо бы сходить подышать.

Вокруг бесновались бесы в дурацкой алой униформе...

Вот это допился... до чертиков!

Память возвращалась медленно.

Ах, ну да, все в порядке. Вон и Аллана спит в своем кресле, заботливо укутанная пледом. И Банга от меня морду воротит. Ну да, он же богом был, ему на пьяного хозяина теперь и смотреть стыдно.

А чего это я распылялся?

– Ну так что, спорим? – Надо мной склонился толстый бес в заляпанных пальцами круглых очках. Он бы еще пенсне нацепил, придурок.

– Ага, – сказал я. – Спорим. Только мне на кон нечего поставить, кроме своей жизни, разумеется.

Язык у меня запинался. Я чувствовал, что глотаю слоги, но в комнате разом повисла зловещая тишина.

– Ни хрена себе, – пискнул кто-то из выпускников. – Во, блин, как бабу свою любит.

О чем это они?

– Заметано, – сказал толстяк. – Эй, Кеннек, свидетелем будешь.

Спасенный мною бес подошел и укоризненно покачал головою:

– Ну ты, Иван, даешь!

«Я еще и на машинке могу, – злорадно подумал я, – и крестиком вышиваю...» Но вслух ничего не сказал: все равно не поймут. Что с них взять, с балбесов?

Кеннек стукнул по лбу меня и очкарика и крикнул:

– Обменяйтесь рукопожатием!

Мы сцепились с толстяком указательными пальцами. Любопытное у них рукопожатие. Впору тараторить: «Мирись, мирись, больше не дерись».

– Господа, это чистое безумие! Он же на ногах не стоит! – закричал какой-то бес, но ему тут же заткнули глотку.

Я внутренне собрался, сконцентрировался. Кажется, в моей жизни происходит что-то очень важное. Вот только что?

– Ну, мы ждем, ас, – сказал толстяк. – Покажи нам класс!

Так, что-то начало проясняться. Чего, интересно, я им наплел?

– Значит так: требую, чтобы Банга и Аллана были со мной. – Слова слетали с языка сами, а смысл их доходил до меня медленнее, чем до окружающих.

Зал загудел как растревоженный улей. Мне казалось, что черти становились то двуглавыми, то нормальными. Что это они мне в пойло подмешали? Ведь все было так здорово. Мед – и ничего больше, а в результате сижу здесь, как дурак, и теряюсь в догадках.

– Ладно. – Очкастый спорщик хлопнул рукой по столу. – А от меня будет Кеннек. Задумаешь гадость – быстро выведем на чистую воду.

– Ага, – сказал я и попытался встать.

С первой попытки это не получилось.

Меня подхватили под руки и повели.

Дорогу я помнил смутно. Мне все время казалось, что я куда-то проваливаюсь.

Очнулся уже в кресле.

– Это убийство, господа! Он не сможет поднять эсминец!

– Не хрен было выеживаться!

– Кеннек подстрахует. Совсем зарвались эти политические эмигранты!

– Гражданка болеет, разве вы не видите? Нельзя отпускать ее с этим безумцем!

– Да фиг с ними! Они же третьесортные. Из Империи еще кто-нибудь сбежит. Не бойтесь, вакантные места уборщиков мусора пустовать не будут!

Это они обо мне, сволочи? Обо мне? Это я к ним сбежал, чтобы унитазы чистить? Ну, козлы, ну, твари! Дайте немного придти в себя, я вам здесь мигом устрою и светлое Христово Воскресение, и Страшный Суд!

Вкатили кресло с Алланой.

Банга просочился сам.

Двери захлопнулись.

– Кто тебя за язык-то тянул? – спросил Кеннек.

– Враг рода человеческого, – брякнул я и захохотал.

Мне тогда показалось это очень остроумным.

– Не знаю, кто у тебя там враг, но глупость, в принципе, излечима.

И этот туда же.

Я мотнул головою:

– А чего я спорил-то?

Кеннек побледнел, точно увидел свою смерть:

– Проклятие! Ты что, не помнишь?

– Нет, ну в принципе-то все нормально. Ты только детали проясни.

– Выползай из кресла! – насупился Кеннек.

– Не-а! – сказал я. – Не буду.

– Вылезай, скотина, ты всех нас погубишь!

– Это еще почему? – Кажется, я окончательно все понял. – Это я тебя спас, между прочим!

Эх, действительно, кто за язык тянул? Еще и Аллану в это втянул! Но доверить штурвал пьяному бесу, который и трезвым-то из штопора выйти не смог, – это было выше моих сил.

Я положил ладони на слепки ладоней:

– Кеннек, ты друг или портянка?

Бес сломился пополам. Похоже, его мутило и от выпитого, и от страха. Несчастный выпускник икнул:

– Чего тебе еще, убийца позорный?

– Я поспорил на то, что совершу полет в атмосфере или должен сгонять к созвездию Альфа Центавры и обратно?

– Да ты что, совсем охренел?

– Спасибо, понял, – как можно ласковее прохрипел я и представил, как флайер вздрогнул, плавно поднялся в воздух и, слегка покачиваясь, начал набирать скорость.

Все выше, выше, выше!

Локатор внешнего обзора показал еще восемь одновременно стартовавших эсминцев.

Ах вот значит что! Это, выходит, внутренние гонки Летной академии, и золотой приз главного придурка предназначен мне. Ясненько. А Аллана, значит, так, на случай подстраховки. Ну, если удрать удастся. Угу, и бесы это отлично поняли. А раз всех отпустили, значит, думают, что я просто ужрался. Еще, небось, проверяли на каком-нибудь детекторе опьянения, который показал на отметку «Труп». Это они просто пить не умеют. Им бы в России пожить маленько, для стажировочки-то. Ладно, сейчас я покажу этим демонам, что значит русский в небе!