Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как на загривке у птицы Рух! — вскрикнул он, когда вагончик сделал очередной вираж. Выставил наружу тощие коричневые ноги, болтал ими и радостно верещал. Упругая струя сорвала с его ноги сандалию.
— Вай! Теперь не найти!
— Наплевать! Бросай и другую! — веселился Владик.
— А здешние обычаи позволяют мальчикам ходить по городу босиком?
— Позволяют! На то мы и мальчики! — Владик сдернул, швырнул «за борт» свои сандалеты. В знак солидарности!
— Тебе влетит от отца! — предупредил рассудительный Максим.
— Он не узнает! У меня есть запасные!
— У меня тоже! — вспомнил Максим. И радостно выкинул свои стоптанные башмаки.
— Тогда и я! — Ника потянулась к ноге.
— А тебе не надо! Ты же девочка! — крикнул сквозь дребезжание вагончика Владик.
— Ну и что! Никто не знает, что я девочка!
— Мы-то знаем! — возразил Максим. — К тому же у тебя нет запасных!
— Ладно уж...
У Джонни весело перекосились очки, продолговатые восточные глаза горели за стеклами от ликованья.
Наконец вагончик остановился. Ребята спрыгнули на площадку.
— Фу, укачало даже, — чуть кокетливо пожаловалась Ника. — По-моему, требуется еще порция мороженого...
С мороженым в руках они выбрались из парка и оказались на улице со старинными зданиями. Одно из них — трехэтажное, с похожими на маяки башенками по углам — особенно бросалось в глаза. У высокого гранитного крыльца лежали тяжелые якоря. Над входом горели начищенной бронзой буквы литой вывески:
Музей истории флота,
корабельного дела
и морской археологии
— Ой! Это ведь тот самый музей. — обрадовалась Ника. — В который папа, Гоша и Охохито понесли коллекцию!
— Может, зайдем? — Владик нетерпеливо запританцовывал босыми ступнями.
— Босиком в музей все-таки неудобно, — рассудил Максим. — Это не по паркам и бульварам скакать...
— Но ведь интересно! — заспорила Ника. — Может, сейчас там как раз идут переговоры. Интересно, за какую сумму музей купит пуговицы?
— Думаете, купит? — сказал Максим. — Что-то опять у меня всякие сомнения. Боюсь, что будет новый «привет от Васи»...
— Обязательно купит. Папа говорил, он в таких делах понимает... Ой! — спохватилась Ника.
— Что? — подскочили Максим и Владик.
— А где та пуговица? Ну... из которой появился Джонни. Неужели в том портфеле?
— Да ты что! — возмутился Владик. — Здесь она! — И похлопал по карману. — Это же Джоннина собственность, нельзя ее в музей!
— На кой она мне! — возмутился в свою очередь Джонни. — Я в нее больше ни за что не полезу!
Все смутились. Разом вспомнили, кто такой этот Джонни. Мальчишка-то всего на час-два! И кроме того... он почти что их пленник. Пленник желания...
— Ну так что? Будем заходить? — скованно спросила Ника.
— Не будем, — решил Владик. — Если Илья Ильич, Гоша и Охохито уже там, они нас от себя больше не отпустят. И мы не попадем на пляж.
— А что такое пляж? — радостно спросил Джонни.
— Место у моря. Там плавают и загорают! Знаешь, как здорово! — оживился Владик.
— Ой... Кажется, я не умею плавать, — смутился Джонни.
— А мы научим, — многозначительно пообещал Максим.
— Только, чур, не верещать, — предупредила Ника.
Взявшись за руки, они заспешили по ракушечному тротуару — в конце улицы синело море.
Едва ребята миновали музей, как у крыльца с якорями оказались Илья Ильич Верхотуров, Гоша с тяжеленным портфелем под мышкой и настороженно поглядывающий по сторонам Охохито.
— Директор музея замечательный человек, — объяснял Никин отец. — Я созвонился с ним, он ждет. Правда, я не сказал, с чем именно мы идем к нему, решил сделать сюрприз...
—- Сюрприз — это, конечно, хорошо, да только будет ли директор в восторге? — заметил Охохито, словно в нем вдруг проснулась частичка опасливого Макарони. — Тем более что наши мучачос даже не успели вычистить все пуговицы...
— Директор умеет распознавать истинные ценности под слоем копоти и пыли, — утешил спутников Илья Ильич. — Впрочем, я понимаю: для сомнений, конечно, есть некоторые основания...
— В сомненьях бывает это... немалый поэтический смысл, — со своих позиций оценил ситуацию Гоша. — Вот послушайте... я... это самое, на ходу...
Тут я еще... это самое... не совсем...
— И значит, нас всех ожидает удача! — подвел итог профессор Верхотуров, не потерявший оптимизма в пиратском плену. — Вперед!..
Дядюшка Юферс (охая и держась за поясницу) и Макарони собирали имущество, готовились покинуть яхту: ведь вот-вот она должна была уйти к новому владельцу.
— Значит, скоро домой, Витя, — говорил дядюшка Юферс, застегивая стоявший на крыше кубрика баул. — Небось соскучился по своим? А Шурик твой, наверно, ждет не дождется брата с велосипедом.
— Тьфу-тьфу-тьфу, дядя Юферс... — не верил в добрую судьбу Макарони. — Не надо загадывать. Еще неизвестно, как оно все обернется. Все-таки скребет у меня на душе из-за той проклятой пуговицы. Хотя она и не с нами теперь, а все равно боязно...
— Это уж ты чересчур, Витя. Опасаться, конечно, надо, но не так постоянно, как ты. Все будет, как задумано. Придут сейчас агенты по приемке, попрощаемся с яхтой, получим денежки и — в аэропорт... Надо только еще дождаться результата с коллекцией. Глядишь, и там повезет...
Макарони, конечно, трижды сплюнул украдкой.
— Признаться, жаль мне расставаться с «Кречетом», — продолжал рассуждать дядюшка. — Славный кораблик. Напомнил мне мою боцманскую молодость.
— Неплохое судно. Руля слушается от любого шевеления штурвала, — осторожно согласился Макарони. — Я к нему тоже привязался... хотя и попадали мы на нем в переделки... А! Смотрите! Вон идут капитан и Жора!
Степан Данилович и старпом шагнули с пирса на борт. Сразу можно было увидеть: нет на их лицах радости. Макарони втянул голову в плечи, а дядюшка Юферс все же не удержался от вопроса:
— Ну, как дела? Где они, агенты по приемке-то?
— Если я захочу сказать, где они, то придется назвать место, куда попала Поганелю та самая пуговица, — дал исчерпывающий ответ Жора Сидоропуло. Дядюшка и Макарони понимающе переглянулись. Стало ясно, что собираться в аэропорт не следует...