А через несколько месяцев произошли события, снова и в который раз встревожившие Россию.

Осенью император собрался в Таганрог. Накануне поездки ночью, без свиты, он отправился в Александро-Невскую лавру, долго молился в полутёмном соборе, о чём-то поговорил со схимником, получил от того благословение и покинул лавру. Через две недели он приехал в Таганрог и скоропостижно скончался.

Некоторые странные обстоятельства, сопутствующие внезапной смерти царя, породили немало слухов. Родившись наследником престола, Александр и в молодости, и позже не раз высказывал отвращение к поприщу самодержца, выпавшему на его долю. За несколько дней до кончины царя в Таганроге же погиб фельдъегерь Масков, внешне удивительно похожий на императора. Умершего Александра перевезли в наглухо забитом гробу. Ещё семь дней опять же закрытая домовина простояла в Казанском соборе. Для императорской семьи её открыли только один раз, ночью. Мать Александра — Мария Фёдоровна — при этом поразилась сильно изменившимся его лицом.

Стали поговаривать, что вместо царя похоронили другого человека, возможно, фельдъегеря Маскова или унтер-офицера Семёновского полка Струменского, как две капли воды похожего на Александра Павловича.

Подлил масла в огонь и рассказ одного из солдат-гвардейцев. Умирая, он поведал о том, как однажды вечером его с тремя другими караульными вызвали в Петропавловский собор, где находилась усыпальница российских императоров, им приказали поднять могильную плиту, вынуть из склепа гроб с телом Александра и заменить его другим, привезённым в военном фургоне...

Однако выступление декабристов на Сенатской площади на время приглушило слухи и домыслы[59].

Новый царь, третий сын в семье Павла I, многими чертами отличался от старшего брата. Поговаривали, что младенец поразил даже царствующую бабку Екатерину Великую, о чём она немедля отписала одному из своих европейских корреспондентов: «Сегодня мамаша родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него бас, и кричит он удивительно. Длиною он аршин без двух вершков (около 62 сантиметров), а руки немного менее моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать, как начал, то братья его окажутся карликами перед этим колоссом!»

И как в воду глядела. Александр Благословенный умрёт бездетным в сорок восемь лет. Второму из братьев, Константину, примерещится французская гильотина с окровавленными головами Людовика и Антуанетты. А третьему природа дала рост пращура Петра I. Он вымахал в двухметрового великана, готовился командовать кавалерией, а стал императором.

Ему было двадцать девять лет — вдохновенный возраст. С той же решимостью, с какой он применил картечный огонь по бунтовщикам, вставшим в каре вокруг памятника Петру, он взялся за переустройство империи, и не с вершины своего трона, а с самых низов. Он считал себя рекрутом армии, спал на походной койке, укрываясь шинелью, ел простую пищу, кашу, солонину, щи. Часто объезжал полки и снимал пробы с солдатских котлов. В столичных полках он знал всех командиров вплоть до унтеров в лицо, на флоте — капитанов и офицеров. Ездил в коляске или верхом, часто один, без всякой охраны или эскорта.

Однажды нагрянул на Охтинскую верфь, где строились суда, и ни на одном из пяти кораблей не нашёл капитанов. Куда девались? Морской министр, сменивший де Траверсе, Антон Васильевич Моллер, которого за покладистость просто звали Антошей, в рапорте пытался оправдать отсутствие капитанов обеденным временем. Однако государь аппетит им испортил, наложив на рапорт министерства такую резолюцию: «Объявить господам командирам всех строящихся судов, что я поверить могу, если один или два по крайней нужде могут отлучиться, но чтоб вдруг все пять не были на своём месте, того я не могу дозволить. И потому так как обедать могли и после рабочего времени, то обедавших посадить на трое суток на гауптвахту, объявя приказом по флоту от вашего имени».

Крайне щепетильным оказался Николай в денежных расходах. Тот же Моллер докладывал о разбитом в непогоду фрегате «Помощный» и ходатайствовал о награде спасателям. Государь начертал: «Согласен, на счёт виновного капитана».

С Моллером у Николая получалась такая яркая переписка, что по ней можно было живо представить склонности, симпатии и антипатии царя.

Просит Моллер двоих офицеров из ластового (вспомогательного) экипажа перевести тоже в ластовый, но в Севастополь, поскольку один из двоих имеет там дом. Царь: «Согласен на сей раз; но впредь под предлогом оседлости не сметь представлять, ибо служба не есть инвалидный дом, а всякий в отставку выйти может, буде хочет».

Хлопочет министр о награде корабельных офицеров и прочих чиновников, участвовавших в построении корабля «Император Пётр I». Но Николай откладывает до момента: «Когда лично удостоверюся, что корабль чисто сделан».

Представил Антон Васильевич списки к награждению комиссии, которая занималась разбором жалоб нижних чинов и успешно потрудилась. Царь: «Тогда будет время наградить, когда на опыте докажется, что жалоб нижних чинов на господ командиров боле нет». Дескать, пойдут снова жалобы, что ж тогда толку от стараний ревизоров?

Моллер с гордостью докладывает: два юнкера из флотских вольнонаёмных показали хорошие знания на экзаменах, их бы произвести в мичманы. «Если по фронту достигли также должного знания, то на сие согласен», — отвечает государь, он требовал, чтобы и мичманы умели маршировать по плацу, как гвардейцы.

В другой раз министр озабоченно просит, надо-де определить в адъютанты юного мичмана Коростовцева, отпрыска из славного рода. К кому? К контр-адмиралу Рикорду, тот согласен. Только царь против: «Рано! Впредь ранее чем через три года в офицерском звании и трёх шестимесячных кампаний в адъютанты не представлять». Пусть, мол, послужит мичманок в строю, похлебает солёной водички в походах, тогда и просится в адъютанты, хоть он и из рода Коростовцевых.

С турками ещё не разладились вконец отношения, пока продолжали торговать. Как-то поставили они партию кож, но не тех, что обещали, а много хуже. Но когда закупщики хватились, разложили полугнилой товар для сушки, протестовать поздно стало. Попросили царя, чтоб через посла протест заявил. Николай ответил: «На то и бараны, чтобы их стричь. Убытки — на счёт виновных».

Ещё в бытность Лазарева 2-го Михаила Петровича флигель-адъютантом в Петербурге, Моллер донёс, что тот больно строго наблюдает за строительством судов, ссорится с поставщиками. На него жалуются. Он оскорбил, к примеру, инженер-полковника Стоке, делавшего когда-то «Восток», чем вызвал массу нареканий со стороны капитана Беллинсгаузена. Правда, инженер-полковник обиду проглотил, рапорт не подавал, но есть свидетели. Николай пишет дежурному генералу Перовскому: «Призови к себе флигель-адъютанта Лазарева. Узнай от него истину. Отзыв же генерал-интенданта меня вовсе не убеждает, ибо весьма известно, что как ему, так и прочим господам, членам Морского управления, флигель-адъютант Лазарев не нравится оттого, что через него многие злоупотребления мною открыты по их частям».