большой голове и ума больше вашего, — она повернулась к Нэе спиной, тренированной от вечной беготни, и жилистым крупом.

— Как размер любви связан с размером ума? — спросила Нэя вслед.

Лата притормозила и, развернувшись, какое-то время раздумывала, не поспешить ли ей в «Зеркальный Лабиринт»? чтобы уж наверняка перехватить Рудольфа, но вернулась к Нэе, — Малый ум, малые и печали. А любовь, моя милая госпожа Нэя, очень часто самая большая печаль на свете для женского сердца. У мужчин же любви всегда отведён очень короткий период времени. Нет для них ничего важнее ума. Своего собственного, конечно. Поскольку женщинам они вообще отказывают в его наличии. Убедитесь сами. Хочу пожелать вам, как можно дольше не обзаводиться таким вот невесёлым практическим опытом. Оставайтесь такой же беспечно-юной не только по видимости. Вам невероятно идёт ваша умилительная детская шляпка.

— Надо ли понимать, что вы отказываетесь от приобретения себе точно такой же?

— Нет, — она опять застыла в некотором раздумье. Видимо, боялась упустить Рудольфа как средство быстрой доставки себя в столицу. — Поиграть в молодость отрадно любой женщине. Да разве я старая?

— Ничуть, — порадовала её Нэя.

— Я вам не верю. Я никому не верю, милая госпожа Нэя. Я слишком перегружена своим отрицательным опытом. А ведь вам и в голову не приходит, что мы с вами в некотором роде женщины с одной веточки, как вот эти драгоценные ягодки на вашей шляпке. Безупречные по своему виду и роду деятельности, из хороших семей, а на самом деле весьма сомнительные, если по высшему счёту…

Нэя, как ни порывалась убежать и сама, после таких слов осталась стоять на месте.

— А ведь и я жила некогда во дворце одного из влиятельнейших людей Паралеи… в каких великолепных парках я гуляла, в какой роскоши и обожании… А откуда же, по-вашему, моё пристрастие вдруг проклюнулось к той изысканности, которую вы для меня и создаёте? Старые привычки всколыхнулись вдруг. Как я выгляжу на ваш взгляд? В смысле возраста?

— Молодо, — не погрешила против правды Нэя.

— Я всем говорю, что приближаюсь к тридцати пяти своим природным циклам, а сама уже к тридцати семи придвинулась. Ибо два природных цикла я умышленно вычеркнула из своей жизни. И вам ли меня не понять, когда вы тоже жили где-то в неописуемом великолепии и среди сказочных ландшафтов, не утруждая своих рук ради насущной необходимости выжить. Вы о тех годах сожалеете?

— Нет.

— А я да. Хотя от всего этого остался лишь едкий пепел воспоминаний, будто и не моих, а втиснутых в меня насильно. Чтобы жизнь лакомством не казалась. А как я люблю лакомства, моя госпожа Нэя. Обязательно посещу сегодня столичный Дом для лакомок. Для фигуры нежелательно, а для души очень питательно.

— Как же тогда ваш муж, если вы рассказывали, что прожили с ним с шестнадцати лет и до самой его внезапной и столь ранней смерти? — невольно задала вопрос Нэя.

— Я вам о том не рассказывала. И не вашей Элиан, разумеется. Это Инар Цульф о том знал и вашей прислужнице любопытной проболтался. Мой муж за эти годы, что и выпадают из моей биографии, вовсе не безупречной, как вы теперь понимаете, и обзавёлся своей второй семьёй, а так-то разве посмел бы?

— Почему вы говорите со мной о таком…

— Потому что считаю вас за уникальную женщину, — ответила Лата. — Вот видите, дружбу вам упрямо навязываю, а вы столь же упрямо её отвергаете.

— Вы сами ушли, ну… из того дворца? Или так сложились обстоятельства?

— И то, и другое. Сердце моей дочери едва у меня не похитила незаконная жена моего законного мужа Дарона. Моя родная малышка воспитывалась в доме мужа, я и вернулась туда, выгнав захватчицу и вернув себе то, что мне и принадлежало по закону Надмирного Отца. К тому же у меня к тому времени появились совсем не те возможности, что прежде, а что у него? Или вы думаете, что все мужья настолько уж и щепетильны? Я дала старт его научной и служебной карьере. Жить с мужчиной без любви тягостно, зато его смерть не становится тем ударом, что опрокидывает навзничь. Как забавно, если подумаешь, вы жили в невообразимом богатстве, но без любви, а теперь одна и без богатства, — если по существу вопроса, «Мечта» не совсем и ваша, — но зато в любви. А у меня всё наоборот. Вначале в любви и в богатстве, а потом и без любви, и без всякого богатства. Скажите, госпожа Нэя, почему ваш первый муж оставил вам столь мало, что вы, вложившись в свой бизнес, вынуждены работать?

— А что вам осталось от чужого, насколько я понимаю, богатства?

— Так и вам от дворцов мужа ни крылечка, ни ступеньки не досталось. А деньги, драгоценности пошли на покупку стартовых условий для последующей карьеры, моей и мужа. Как и у вас…

— Я догадывалась, что у вас не простая судьба…

— Не удивительно. Мы с вами переплетены, как две мерцающие ниточки, в едином узоре того полотна, что и есть наша жизни, госпожа Нэя.

И она ушла. Не стала дожидаться Рудольфа, поскольку Нэя затронула нечто очень болезненное в её душе.

Какое-то время Нэя следила за тем, как женщина влезала в большую общественную машину, набитую людьми и уходящую за пределы ЦЭССЭИ. Тонкое платье облепило всю её вспотевшую плотную фигуру, давая возможность всякому желающему представить, какова её нагота. Если бы такие желающие имелись. Нэя тут же одёрнула себя за возникшую неприязнь к женщине, чьи изъяны хорошо знала, обшивая и украшая её. Лата чем-то напоминала Ифису, — крупная, но ладная и упругая. Ведь она не истощала себя бесчисленными родами. Подобных женщин всегда много среди тех, кто внешне преуспевают, а в действительности не ведают личного счастья. Бездарные, но необходимые статисты в чужом спектакле.

Но была ли Лата, действительно, бездарной? Исключая её неудачливость в личном и женском аспекте. Неприязнь часто мешает разглядеть в человеке его достоинства и таланты. При упоминании имени Ифисы, существа как раз одарённого во всех смыслах, Лата заметно омрачилась. Это был знак, она Ифису знала отлично не по одним лишь ролям. А как-то глубоко лично тоже. Нэя на уровне глубинной интуиции сразу ощутила, Ифиса и Лата, они обе, однотипные виньетки на «полотне жизни», как сказала Лата, очень близко связанные общей же и роковой нитью Судьбы. Каков пол у Судьбы? Женский, если он есть. А у Рока? Мужской. Потому-то тут и возник в её памяти, как бы неуместно, характерный лик подавляющей личности