— Меня мама в детстве «Вёшенкой» звала…

— «Вёшенкой»? — Удивилась Вера. — Почему?

Никита пожал плечами.

— Думаю потому, что она работала сутками, а я рос, как вёшенка… на любом субстрате — от древесных стружек до старых газет. Если она дежурила в будни, я был в круглосуточном садике, если она работала в выходной, меня забирала к себе тётя Наташа, мама Леры, с которой ты прекрасно знакома. Когда был маленьким, я думал, что вёшенка — это зверёк какой-то. И был очень разочарован, когда узнал, что это всего-навсего гриб, похожий на сыроежку.

Работу в фотоателье он освоил быстро, заказчики были довольны, жалоб хозяину не поступало. До середины ночи Никита проявлял и печатал чужие фотографии. Иногда хорошие, качественные, сделанные со вкусом, иногда безобразные и даже пошлые. Но не его дело было кого-то воспитывать, хватало собственных забот. Освобождался от работы он глухой ночью, раздвигал в стороны огромные пакеты с реактивами, стоявшими на широких деревянных полках, и устраивался между ними, подстелив старый плед и подложив под голову диванную подушку, которые ему всучила Вера. В ателье было тепло, и, хотя ломило бока от дощатых полок, но подремать было можно. Проваливаясь в сон от усталости, он почему-то всегда с улыбкой вспоминал свою «санитарскую» в приёмном отделении, где в те дни, когда больница не дежурила по городу, можно было вполне комфортно выспаться на старой скрипучей кушетке, покрытой потрескавшимся дерматином, среди швабр, тазов, вёдер и горы чистой ветоши, сваленной в углу.

Оформление на работу в поликлинике было довольно унылым. Пришлось не менее часа ждать главного врача, которая уехала на какое-то совещание. Начальница потратила на него чуть больше десяти минут, подписала, не глядя его заявление, выразила радость на своём лице по поводу закрытия вакансии, которая зияла в штатном расписании года три, и отправила в отдел кадров, где он тут же вступил в полемику с дамой, возглавлявшей эту службу. Никита написал в заявлении просто: «Прошу принять меня на должность хирурга…». Дама заставила его переписать: не «на должность хирурга», а «на должность врача-хирурга». Никита не отличался особыми знаниями в филологии, но эти канцеляризмы всегда вызывали у него раздражение. Одно выражение «март-месяц» чего стоило! Как будто март может быть и не месяцем. Но сопротивляться было бесполезно, так же, как и возражать этой даме в отделе кадров, переполненной ощущением собственной значительности. Но, наконец, все бюрократические дела были закончены: заместитель главного врача по лечебной работе, (должность эту с военных времён медики называют попроще — «начмед») внесла его фамилию в рабочий график поликлиники, проводила в хирургический кабинет и познакомила со стареньким хирургом- сменщиком. Кабинет Никите понравился: чистый, просторный, конечно, старенькую смотровую кушетку с растрескавшимся дерматином надо будет попробовать заменить, но в выделенной за ширмой перевязочной был образцовый порядок. Он сразу подумал, как нужно будет устроить «под себя» перевязочный стол. Начмед предупредила его, что медсестра, с которой он будет работать — женщина опытная, пришла в поликлинику из стационара, но, к сожалению, часто болеет — серьёзные проблемы с сердцем… Придётся ему иногда работать без помощницы. Это его нисколько не испугало. Первый рабочий день был назначен на следующее утро.

В тот вечер Никита шёл домой в приподнятом настроении — почти месяц он потратил на поиски работы в стационарах, на поиски, которые оказались совершенно бессмысленными — надо было сразу идти в поликлинику, начинать работать — ну, а там будет видно, как всё сложится.

Он повернул ключ в замке, но дверь в свою квартиру открыл с трудом, чему очень удивился. Протиснулся через порог — и потерял дар речи, словно оказавшись в пещере Алладина. Весь коридор и кухня были заставлены, завалены какими-то пакетами, узлами, громоздкими упаковками. Среди всего этого багажа стояла растерянная Вера и испуганно смотрела на него.

— И что это значит?

— Это твой отец…

Никита присвистнул. Вера ждала скандала, но он, неожиданно для неё сдержался и только покачал головой.

— Ты не могла отказаться от всего этого?

— Как?! Приехали совершенно чужие люди, грузчики… Я не ожидала, растерялась… Пришла в ужас, увидев, сколько всего здесь.

— Что там?

— В основном, всё для Димасика… Вот те огромные коробки — упаковки с памперсами, там — одёжки для него — ползунки, распашонки, кофточки, чепчики, шапочки, комбинезончики — от самых маленьких для него сегодняшнего, и на вырост до годика, а, может быть, и старше… Вон там — высокий стульчик для кормления, он может раскладываться потом на столик и стул… И прогулочная коляска. И целая упаковка игрушек для малышей, и ещё какие-то пакеты… Я не успела всё рассмотреть.

Никита молчал, не находя слов. Вера произнесла тихо и виновато.

— Никита, он прислал это всё своему внуку… У него ведь больше никого нет…

— Пожалела его? — Он постарался придать своему голосу оттенок осуждения, но получилось как-то примирительно. — Ладно. Убирай это всё в кладовку. Вовремя мы оттуда всё лишнее вынесли. Я переоденусь и помогу тебе.

Он вошёл в комнату и не сразу заметил несколько больших коробок возле письменного стола. Но когда рассмотрел, его даже в жар бросило: там был компьютер! Самый современный, самый лучший на сегодняшний день. И рядом с ним большой монитор! А в двух других — принтер и сканер, тоже последней модификации. Никита беспомощно опустился на стул. Как нужна была ему эта аппаратура, когда он был интерном в травматологии, а потом занимался в ординатуре по хирургии! Но и сейчас всё это сказочное богатство непременно понадобится, при любой работе возникает много внезапных вопросов… Теперь Интернет будет полностью в его распоряжении!

Он забыл переодеться. Стал поспешно освобождать от кабелей старый компьютер и монитор.

Вера вошла в комнату, не дождавшись помощника. Он не услышал, не заметил её.

Старый компьютер стоял на полу вместе с отслужившим монитором, а Никита настраивал новую аппаратуру.

— Давай пообедаем. Потом продолжишь.

— Ешь сама, не жди меня. Я потом.

На улице было пекло — лето в разгаре. В больнице царствовала духота, хотя все окна, старые и скрипучие, были распахнуты настежь. Жарко и душно было и в маленькой ординаторской, и в операционной, и даже в реанимации, где медперсонал всеми усилиями старался поддерживать необходимую для больных пониженную температуру. Была середина рабочего дня.

Утром Вера ему сказала, что сегодня ровно семь лет, как они служат здесь, в этой Центральной больнице (по-простому в ЦРБ). Годовщина значит. Эти годы пролетели быстро, хотя и не скажешь, как в поговорке — «как один день».