Хотя новгородский край и не подвергался такому разгрому, как Суздальский, однако и там храмовое зодчество этой эпохи не представляет ничего выдающегося по своей художественности. А внешние или обронные украшения к нему совсем не привились. Из многих новгородских построек татарской эпохи, сохранившихся до нашего времени только с некоторыми переделками, заслуживают внимания в самом Новгороде: церковь Покровская, подле Софийского собора; колокольня этого собора с пятью пролетами, воздвигнутая владыкой Евфимием, и им же построенная часть архиерейского дома; церкви Феодора Стратилата и Иоанна Предтечи на Опоках; а в окрестностях Новгорода: Благовещенский храм на Городище, вновь построенный по поручению Симеона Гордого, церковь Николы на Линне, Успения на Болотове и прочие.

Относительно внутреннего устройства храмов на Руси, в ту же эпоху, именно с XIV века, совершается одна важная перемена: прежние низкие алтарные преграды, покрытые фресковой иконописью, стали заменяться высоким деревянным иконостасом, разделяющимся на ярусы, или «тябла». Этот переход с особой наглядностью представляется при ближайшем знакомстве с древними новгородскими храмами.

Нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что Великий Новгород и Псков в данную эпоху, при своем народоправлении, при своих богатствах и постоянных непосредственных сношениях с Западной Европой, не только не достигли высокой степени развития в области искусств и ремесел, но уже в XV веке еще до падения своей самобытности начали уступать Москве на этом поприще. Например, владыка Евфимий II известен любовью к постройкам и, между прочим, устроил в своем саду каменную башню с боевыми часами; но это было, по-видимому, только подражание Москве. Здесь ранее того, именно в 1405 году, великий князь Василий Дмитриевич, воздвигнув придворный Благовещенский собор, поставил подле него боевые часы, по словам летописи, «чудны вельми с луною»; «устроил их мастер-монах Лазарь Сербин, и стоили они более полутораста рублев» — по тому времени цена очень значительная. Особенно в том же отношении любопытно следующее известие Псковской летописи. В 1420 году псковичи наняли какого-то Федора с его дружиной обить кровлю Троицкого собора новыми свинцовыми досками за 44 рубля; но ни во Пскове, ни в Новгороде не нашлось такого мастера, который бы умел отливать эти доски. Послали к немцам в Юрьев; те не дали мастера. Тогда из Москвы от митрополита Фотия приехал мастер; он научил Федора лить доски и уехал назад. Очевидно, Москва, рядом с политическим объединением Руси, старалась также привлекать на свою службу хороших мастеров и ремесленников, как русских, так и югославянских. Между прочим, здесь процветало искусство приготовлять украшения для икон из дорогих металлов и камней, жемчугу и финифти. Еще в XIV веке славились в Москве изделия некоего Паромши, золотых дел мастера. В духовных грамотах московских великих князей (с Ивана II) не однажды упоминаются золотые иконные оклады и кресты работы этого мастера.

С именем митрополита Фотия связан один любопытный памятник: его саккос, который хранится в Московской Патриаршей ризнице, посреди других древних святительских облачений.

Этот саккос самой простой формы, то есть состоит из двух четвероугольных полотнищ с вырезкой для головы и с очень короткими зарукавьями. Главная его драгоценность заключается в тех священных изображениях (праздниках и святых), которыми он сплошь покрыт с обеих сторон и которые вышиты по голубому атласу золотом, серебром, цветным шелком и, кроме того, обнизаны жемчугом. Но что особенно для нас любопытно, это портретные изображения, помещенные на передней стороне саккоса в самом подоле. Направо от зрителя представлены московский великий князь Василий Дмитриевич и его супруга Софья Витовтовна, а налево греческий император Иоанн Палеолог и его супруга Анна (дочь Василия и Софьи), рядом с императором изображен и сам митрополит Фотий. Три последних лица обозначены греческими подписями, а великий князь и княгиня славянскими. Вероятно, изображения сделаны в Константинополе греческими мастерами, но назначались для России. Василий Дмитриевич на этом портрете имеет мужественное лицо с черными усами и умеренной бородой, раздвоившейся на конце. На нем низко подпоясанный кафтан красного цвета с клетками и узкие зеленые порты, запрятанные в высокие сапоги из красного сафьяна, в трех местах перехваченные застежками; сверху накинут довольно короткий плащ, или «приволока», зеленого цвета с золотыми разводами на синей подкладке. На правой руке видно золотое запястье, этой рукой он держит скипетр, унизанный жемчугом. На голове у великого князя золотой венец, вверху с крестами и красной бархатной тульей. На великой княгине Софье род сарафана из серебряной парчи с красными клетками в золотых рамах; сарафан украшен золотым ожерельем с таким же передником и поясом. Сверх сарафана шубка или длинный плащ золотой с серебряными кругами и в них синими и красными крестами. На княгине венец почти такой же формы, как и на ее супруге. Иоанн Палеолог и его супруга изображены в византийском императорском облачении с нимбом или венцом святости вокруг головы. А митрополит Фотий представлен в золотом саккосе с крестами в красных кругах; сверх саккоса серебряный омофор с золотыми крестами. Голова Фотия не покрыта, видны густые черные волосы и окладистая борода, вокруг головы такой же нимб, как и у других изображенных здесь святителей[91].

XI

Торжество объединения и независимости при Иване III

Ранняя опытность Ивана III Великого. — Партия Борецких в Новгороде и союз с Казимиром. — Знамения. — Приготовления к войне и поход московской рати. — Шелонская битва. — Коростынский договор. — Палеологи. — Сватовство и брак Ивана с Софьей. — Смуты в Новгороде и поездка туда великого князя. — Вопрос о наименовании его государем. — Второй поход на Новгород. — Осада. — Переговоры об условиях сдачи. — Конец вечу и присяга на подданство. — Неудачное восстание. — Невольное переселение новгородцев. — Союз Казимира с Ахматом. — Москвитяне и татары на берегах Угры. — Нерешительность Ивана III. — Народный ропот и послание архиепископа Вассиана. — Конец игу. — Его следы. — Присоединение Твери и части Рязанской земли. — Ссора Ивана с двумя братьями. — Покорение Вятки и Перми. — Отношения псковские и казанские

Сын и преемник Василия Темного Тимофей-Иван родился в 1440 году (22 января). Позднейшее сказание украсило его рождение пророчеством известного юродивого Михаила Клопского в Новгороде: Михаил будто бы начал звонить в колокола и сошедшемуся народу, в том числе владыке Евфимию II, объявил, что у великого князя Василия родился сын, который страшен будет всем окрестным странам и разрушит вольность новгородскую.

Будущий великий собиратель Руси провел свое детство под тяжелыми впечатлениями московских междоусобий, воздвигнутых