Димитрием Шемякой на Василия Васильевича, сопровождавшихся пленением и ослеплением сего последнего. Утвердясь окончательно на московском престоле, Темный поспешил упрочить престоленаследие за своим старшим сыном, сделав его своим соправителем с титулом великого князя. По всем признакам, Иоанн еще в отроческих летах принимал деятельное участие в правительственных делах и был усердным помощником своему слепому отцу.

Между прочим, он неоднократно совершал походы против татар, сначала под руководством опытных воевод; а в 1459 году, начальствуя большой ратью, он на берегах Оки отбил нашествие Сеид-Ахметовой орды. Эта победа считалась современниками настолько важной, что в память ее митрополит Иона соорудил у соборного Успенского храма на южной стороне придел во имя Похвалы Богородицы.

Таким образом, наследуя после своего отца великое княжение, двадцатидвухлетний Иоанн обладал уже значительной гражданской и воинской опытностью. Его замечательный государственный ум и необычайная сила воли немедленно дали себя знать во всех важных делах, внешних и внутренних. Политика Ивана III строго следовала по пути, намеченному предыдущей историей; он неуклонно двигал далее или приводил к концу важнейшие начинания своих предшественников. Поэтому государственная история России в его время по-прежнему сосредоточивается на трех главных сторонах, каковы: собирание Северо-Восточной Руси под верховенством Москвы, борьба с татарами и отношения к Литве.

Относительно собирания Руси самым важным деянием Ивана Васильевича было присоединение Великого Новгорода со всеми его обширными владениями.

Мы видели, что новгородское народоправление ко второй половине XV века, по всем признакам, находилось уже в периоде упадка, так что в 1456 году поход Василия Темного ясно указал на близкий конец новгородской самобытности. Жалобы на недостаток правого суда и обиды от богатых бедным, вражда простого народа к боярству, партии, раздиравшие вече, заметная вялость правительственных лиц, явное ослабление воинского духа, вытесняемого духом торгашества, — все эти внутренние причины немало способствовали наступившему падению самобытности; не должно, однако, забывать, что важнейшая его причина заключалась в усилении Москвы, которое достигло той степени, когда борьба с нею одними собственными средствами сделалась невозможной для Новгорода. Поэтому, ввиду все более надвигающейся тучи, естественно здесь явилась многочисленная партия, которая вздумала искать союза и поддержки у главного соперника Москвы, то есть у великого князя Литовско-Русского Казимира IV; а так как он в то же время был королем Польским, то новгородские его сторонники надеялись найти в нем могущественного союзника и покровителя. Но король был католик, и это обстоятельство отвращало от литовского союза сердца многих новгородцев, а особенно духовных лиц, в том числе архиепископа Ионы, который пользовался народным уважением. Поэтому только после кончины сего владыки (в 1470 г.) литовская партия выступила открыто и начала действовать решительно.

Ничто так не свидетельствует о внутреннем упадке Великого Новгорода, как полный недостаток мужей, которые бы выдвинулись в эту эпоху своими талантами и гражданскими доблестями. Весьма любопытно для нас явление, что в самое критическое время его истории на переднем плане является женщина, которая своей энергией и усердием к делу новгородской самобытности затмевает всех современных ей новгородцев. То была Марфа, богатая вдова посадника Исаака Борецкого, мать двух сыновей, Димитрия и Федора, из которых старший также одно время занимал должность посадника. Хотя знатные женщины вообще, а в особенности богатые вдовы, пользовались в Новгороде большим почетом и влиянием, чем где-либо в остальной Руси, однако, повторяю, нельзя не обратить должного внимания на то, что в эту знаменательную эпоху здесь во главе патриотической партии является именно женщина. Большой боярский двор Борецких находился в Неревском конце на Волховском побережье; здесь часто собирались сторонники литовского союза, чтобы бражничать и обсуждать средства для борьбы с Москвой. Под влиянием этой партии, вслед за кончиной архиепископа Ионы, из Литовской Руси был призван правнук Ольгерда Михаил Олелькович, брат киевского князя Симеона Олельковича, со своей дружиной. В то же время литовская партия выставила своего кандидата на архиепископский стол, именно монаха Пимена, бывшего владычным ключником. Заведуя софийской казной, он еще при жизни Ионы похищал деньги и передавал их Марфе для подкупов на вече. Ее единомышленники, желая разрыва с Москвой, хотели, чтобы преемник Ионы принял поставление не от московского митрополита Филиппа, а от киевского Григория, который был учеником известного приверженца унии Исидора. Пимен заранее соглашался на это желание. Однако литовской партии не удалось провести его помимо обычного избрания; она успела только поместить его в число трех кандидатов. Но на софийском престоле остался жребий не его, а инока Феофила, владычного протодьякона. Когда поднялся спор о том, куда ехать на поставление, к московскому или литовскому митрополиту, духовенство и сторонники Москвы одержали верх и к великому князю отправили посла просить «опасной» (охранной) грамоты для приезда нареченного владыки на поставление в Москву. Партия Борецких на этот раз потерпела поражение.

Меж тем еще прежде начались разные неудовольствия и пререкания новгородского веча и властей как с великокняжескими наместниками, пребывавшими на Городище, так и с самим великим князем. Новгородцы явно стали нарушать условия Яжелбицкого договора. Иван уже замыслил поход для смирения строптивых вечников и послал в Псков объявить, чтобы там готовились идти на Новгород, если сей последний не будет «бить челом и не исправится». Однако он благосклонно принял новгородского посла и дал опасную грамоту на проезд в Москву для нареченного владыки со свитой. Но когда этот посол воротился в Новгород, здесь обстоятельства успели уже совсем перемениться.

Партия Борецких усердно принялась возбуждать чернь с помощью подкупов, вина и разных убеждений. Особенно помогла ей пришедшая из Пскова весть о том, что великий князь уже готовится к походу и поднимает псковичей на новгородцев. Начались шумные народные сборища и бурные веча. «Худые мужики вечники» звонили в колокола и кричали: «Не хотим великого князя Московского! Хотим за короля!» Московская сторона, состоявшая большей частью из людей степенных и зажиточных, в свою очередь говорила, что нельзя им, православным людям, отдаться за короля-латинянина. От криков дело стало доходить до драк; легкомысленная боярская молодежь и буйная пьяная чернь бросали каменьями в своих противников и успели так их застращать, что многие степенные люди боялись показаться на вече. Таким образом, увлеченное партией Борецких, вече решило признать своим князем короля Казимира и отправило к нему посольство, во главе которого поставлены были два старых посадника, Димитрий Борецкий и Афанасий Астафьевич. Это посольство заключило с королем договорную грамоту почти на тех же условиях, на которых были основаны договоры с великими князьями Московскими. Только прибавлена была статья относительно неприкосновенности православной веры: