Шайя взяла ее под руку.

— Что ж, тогда сегодня вечером мне придется достать одеяла для вас обоих.

Подруга не ответила ей, лишь грустно вздохнула.

Они вместе стали подниматься по холму, когда к ним присоединился Некагуаль со своими воинами.

— Мы понесем Рыжую, — решительно заявил он. — Но только пока не догоним арьергард.

Двое из его воинов взяли вдвоем копье и подали Нинве знак сесть на древко. Каждый держал оружие одной рукой, другой они поддерживали шлюху, пока та усаживалась. А затем быстро направились к гребню холма.

Нинве взвизгнула от радости, обхватила обоих руками за шеи и смачно чмокнула правого носильщика в нащечник ягуарьего шлема.

— Тихо, женщина! — ругался Некагуаль. — Не нужно привлекать к нам излишнее внимание духов.

Затем он обернулся к Шайе.

— Я делаю это ради тебя, не ради нее. Тебя мы потерять не имеем права. Ты величайшее сокровище для всех тех, у кого не осталось надежды, Утешительница. А теперь пойдем и давай молиться богам, чтобы духи еще не окончили свое пиршество.

Дойдя до гребня холма, они увидели страшную картину. В вытянутой лощине спрятались от ледяного ветра две, а то и три сотни беглецов. На дне лощины был теплый источник, над которым клубился туман. Там растаял снег, и умирающие сгрудились в кучу, словно сельди в бочке. Некоторые даже вошли в теплую воду. И теперь тела их плавали на поверхности лицами вниз.

В воде стояли две или три огромных фигуры, вроде тех, которых Шайя видела у моста. Они достигали почти четырех шагов в высоту и были совершенно наги. Не считая бледно-зеленой кожи, тела их напоминали тела очень стройных людей. И только головы выглядели совершенно иначе. Они были безволосы, вытянуты назад, окружены костяными спиралями, их нельзя было сравнить ни с чем из того, что довелось видеть принцессе-воину за всю свою жизнь. Оба существа своими огромными черными глазами внимательно наблюдали за происходящим на гребне холма.

Шайя словно зачарованная смотрела на зеленый дым, вившийся в тумане над горячим источником. Он вел себя противоестественно, образовывая щупальца, тянувшиеся к берегам и усталым людям. Казалось, словно они что-то высасывают из людей, какой-то вязкий светящийся мед, вытекавший у умирающих через рот и нос, в то время как они стонали самым душераздирающим образом. При этом дым становился все гуще и гуще, пока наконец из него не стали образовываться новые тела, подобные двум первым.

– Не смотри, — дернул женщину Некагуаль. — Твоя душа пострадает, если ты будешь смотреть на происходящее слишком пристально.

— Но ведь мы должны... — Шайя не договорила. Нет, то, что она собиралась потребовать, было чистейшей глупостью. Они ничем не могли помочь тем людям внизу.

Подавленная, понурившись, она шла среди воинов-ягуаров, бесшумно скользивших по гребню холма. Некагуаль прав. Она никогда больше не забудет увиденного. Впрочем, это осознание убедило ее и в том, что она поступает правильно, когда использует свои золотые иглы, чтобы помочь уснуть и не проснуться тем, кого уже нельзя спасти.

Дымящийся котел

Некагуаль сдержал слово и отвел ее и Нинве к арьергарду бегущего войска. Шайю ждали уже многие. Для нее нашлось место у единственного костра, который она нашла. Так же, как и в предыдущие вечера, она сварила отвар из своих трав, который немного помогал тем, кто хрипло дышал. К костру собиралось все больше и больше мужчин. Отвара хватало далеко не всем, и Шайе приходилось делить свои травки. Все равно этого хватит не больше чем на два дня.

Она резким тоном приказала толпившимся мужчинам не толкаться и образовать очередь, пока она черпала половником отвар и разливала его в небольшие миски.

— Она предпочитает мужчин из Арама и Лувии, — крикнул кто-то на языке ишкуцайя, ее родном языке. — Вы только посмотрите, кому она дает свой целебный напиток! Посмотрите внимательно! Вы видите там хоть одного ишкуцайя? Это мы подставляем шеи. Мы прикрываем фланги и получаем наибольшее количество стрел от демонов. И какова плата? Мы можем лишь наблюдать, как помогают другим. Говорю, дайте нам место среди первых!

— Заткнись! — хриплым голосом крикнул массивный друсниец, уже почти дошедший до котла. — Кто опаздывает, тот становится в хвосте очереди.

К выстроившейся у котла очереди бросился невысокий жилистый воин с перекошенным от ярости лицом.

— Скажи мне это в лицо, рыжебородый грязнуля. Я опоздал, потому что сражался с демонами. А ты когда в последний раз поднимал оружие? У тебя вообще есть оружие?

Друсниец откинул плащ, демонстрируя большую секиру с бронзовым наконечником, торчавшую у него за поясом.

– Иди назад, иначе моя Золотая поцелует тебя в лоб.

От череды ожидающих отделилось еще несколько фигур, угрожающе возвышаясь над степняком.

— Укатывай, лошадник! — прошипел друсниец.

Его собеседник резко свистнул, и из темноты появилось еще несколько всадников, поперек седел у которых лежали длинные копья.

Шайя отошла от костра. Она слишком устала, чтобы успокаивать воинов. Подобный спор возникал уже не первый раз. Чем меньше оставалось припасов, тем решительнее действовали те, у кого еще были силы взять все, что нужно для жизни.

Кони степняков были истощены. Комья снега запутались в их сбившихся в патлы гривах. Долго они не продержатся. Здесь, в ледяной пустыне, не было ни единой травинки. Только тот, кто привез с собой в эту заснеженную страну вязанки сена или овес, мог надеяться, что его лошадь выживет.

Друсниец вытащил из-за пояса секиру, и Шайя постаралась отойти подальше от костра.

— Иди сюда, любитель лошадей. Я с удовольствием расколю тебе череп, ты... — Стрела пронзила рыжую бороду воина и угодила ему в грудь. Тот в недоумении посмотрел на нее, дрожащую у него между ребер, на губах выступила кровь.

— Что, язык проглотил? — усмехнулся степняк, вытащил из-за пояса секиру с шипом и спокойным шагом стал приближаться к умирающему воину.

Друсниец рухнул на колени и в отчаянии, из последних сил поднял секиру.

— Ты жалок, — усмехнулся всадник. — Думаешь, что еще можешь сражаться?

Но друсниец даже не думал об этом. Он изо всех сил ударил по котлу, упавшему с костра, и остатки отвара наполовину выплеснулись на огонь, а вторая половина пролилась на истоптанный сапогами воинов снег.

— Ах ты, засранец! — Шипастая секира степняка опустилась, без малейших усилий расколов череп друснийца, который умер с самодовольной улыбкой на губах.

И тут разверзся настоящий хаос. Некоторые воины, стоявшие в очереди, набросились на ишкуцайя, стащили их с лошадей и повалмли на землю, пока остальные укладывали на землю скакунов и принялись разделывать их заживо. Люди начали драться за кусочки теплой конины, в ход пошли мечи и кинжалы. Ночь пронзали крики умирающих, вопли взбесившихся от ярости воинов.