Он был прав: до недавнего времени я не нашла бы общего языка с человеком без финансовых проблем и алкогольной зависимости.

Я еще немного подумала.

— Ты правда меня любишь?

— Да, Люси. Люблю, люблю!

— В таком случае, может, пойдем в постель?

Ошеломленная собственным бесстыдством, я взяла Дэниэла за руку и повела в спальню.

Я разрывалась между острым желанием и мучительным стыдом. Потому что боялась, что все еще может пойти наперекосяк.

Прекрасно, что он меня любит и сказал мне об этом вслух, но настоящее испытание, самое страшное и трудное, впереди.

Вдруг в постели я полное ничтожество?

И как быть с тем, что мы дружим целых десять лет? Опасность разочарования очень велика. Сможем ли мы отнестись друг к другу трепетно и романтично, ни разу глупо не захихикав? Вдруг он подумает, что я уродина? Он ведь привык к женщинам с большой грудью. Что он скажет, увидев мои два прыщика?

Я так нервничала, что чуть не передумала. Но потом взяла себя в руки.

У меня появился шанс переспать с ним, и я была намерена использовать этот шанс. Я люблю Дэниэла. И нравлюсь ему. По крайней мере, нравлюсь.

Однако после многообещающего начала, когда я, забыв стыд, за руку привела любимого человека в спальню, вся моя отвага испарилась. Оказавшись на месте, я уже не знала, что делать дальше. Обольстительно раскинуться на покрывале? Или повалить его на кровать и взгромоздиться сверху? Нет, не могу, слишком стыдно.

Я примостилась на краешке кровати. Дэниэл сел рядом.

Боже, насколько же все это легче, когда выпьешь!

— Что не так? — шепотом спросил он.

— Вдруг ты подумаешь, что я уродина?

— А вдруг ты подумаешь, что я урод?

— Но ты ведь у нас красавец, — пролепетала я.

— И ты, Люси, красивая.

— Боюсь ужасно, — шепнула я.

— Я тоже. Честное слово, — сказал он. — Вот смотри, как сердце бьется.

Я насторожилась. В прошлом, когда я доверчиво протягивала руку, чтобы пощупать, как бьется сердце, молодой человек клал ее себе на ширинку и начинал быстро массировать ею страждущий орган.

Но Дэниэл действительно положил мою руку себе на грудь, и я в самом деле почувствовала частые сильные толчки.

— Люси, я тебя люблю, — сказал он тихо.

— Я тебя тоже, — робко ответила я.

— Давай поцелуемся, — попросил он.

— Давай.

Я подняла к нему лицо, но закрыла глаза. Он целовал мои веки, брови, лоб, провел губами по виску вниз, к шее. Его поцелуи были легкими, мимолетными, они доставляли мне мучительное, невыносимое наслаждение. Затем он поцеловал меня в уголок рта и нежно прикусил мою нижнюю губу.

— Прекрати свои донжуанские штучки, — возмутилась я, — и целуйся по-человечески.

— Ну, если моя манера целоваться не устраивает девушку… — рассмеялся он.

Затем продемонстрировал самую удачную из своих улыбок, и я поцеловала его, потому что просто не могла удержаться.

— Ты вроде нервничала, — сказал он.

— Тс-с-с, — поднесла я палец к губам. — На секунду я об этом чуть не забыла.

— А если я лягу на кровать, а ты устроишься рядом и я тебя обниму? — спросил он, укладывая меня рядом с собою. — Это тоже донжуанские штучки?

— Нет, это очень мило и достаточно скромно, — уткнувшись ему в грудь, ответила я.

— Люси, могу я надеяться, что ты еще раз меня поцелуешь? — шепнул он.

— Можешь, — шепнула я в ответ. — Только, пожалуйста, не надо демонстрировать чудеса ловкости и снимать с меня лифчик одним движением руки.

— Не беспокойся. Я буду долго возиться с застежкой.

— И не надо говорить: «Люси, что это» и доставать мои трусы у меня же из-за уха. Слышишь? — строго сказала я.

— Но это ведь мой коронный номер, — заспорил он. — Лучшее из всего, что я делаю в постели.

Я еще раз поцеловала его и немного расслабилась. Так замечательно было лежать, прижавшись к нему, вдыхать его запах, касаться лица… Господи, как же он был хорош!

— Ты меня правда любишь? — спросила я.

— Люси, я ужасно тебя люблю.

— Нет, я не об этом. Ты меня правда-правда любишь?

— Я правда-правда люблю тебя, — ответил он, глядя мне в глаза. — Никого и никогда я не любил так сильно. Ты представить себе не можешь, как я тебя люблю.

Я успокоилась. Но очень ненадолго.

— Нет, Дэниэл, серьезно?

— Совершенно.

Мы помолчали.

— Это ничего, что я спрашиваю?

— Ничего.

— Мне просто надо точно знать.

— Очень тебя понимаю. Ты мне веришь?

— Верю.

Мы лежали и улыбались друг другу.

— Люси? — спросил Дэниэл.

— Что?

— Ты меня правда любишь?

— Дэниэл, я тебя правда люблю.

Он снимал с меня одежду медленно, очень медленно, искусно возясь с каждой «молнией» и подолгу путаясь с теми деталями туалета, с которыми не должно было возникнуть ни малейших затруднений. Расстегнув пуговицу, он каждый раз долго целовал меня, прежде чем взяться за следующую. Он целовал меня везде. Ну, почти везде, спасибо, хоть ноги не трогал. Мужчины почему-то свято верят, что должны облизать каждый пальчик на ногах дамы перед тем, как исполнить свой мужской долг. Несколько лет назад они с тем же рвением, достойным лучшего применения, ублажали своих подруг оральным сексом. Эдакий элемент обязательной программы. Не люблю слишком близко подпускать мужчин к своим ногам, если только тщательно не подготовилась заранее — по меньшей мере, педикюр сделать надо. Так вот, Дэниэл целовал меня, расстегивал пуговицы, снова целовал, снимал мне рубашку с одного плеча, опять целовал, снимал рубашку с другого плеча, целовал, не говоря ни слова о цвете моих некогда белых трусов, целовал, убеждая меня, что мои груди похожи не на два прыщика, а на две воздушные булочки, и опять целовал, без конца повторяя: «Люси, какая же ты красивая. Как я тебя люблю».

И так, пока на мне не осталось ничего.

Быть голой рядом с ним, совершенно одетым, почему-то оказалось страшно возбуждающе.

Я прикрыла руками грудь, свернулась клубочком и смущенно хихикнула.

— Давай снимай свой футляр.

— Романтичная ты моя, — заметил он, по очереди убирая мои руки с груди, — не прячься. Ты слишком прекрасна.

И с этими словами аккуратно отвел мои колени от живота.